Татьяна Ставицкая - Московская плоть

Мать вежливо покашляла. Хотя, наверное, могла скомандовать: «Равняйсь! Смирррна-а-а!» Но предпочла не злоупотреблять полномочиями до ознакомления. На ее кашель обернулся человек в бандане и посмотрел вопросительно.

– А что это вы тут делаете, господа? – поинтересовалась Мать, слегка уязвленная отсутствием помпезной встречи.

– Известно что – из говна конфетку, – ответил субъект без тени улыбки. – А вы, барышня, как сюда попали?

– Так это… – Мать показала на раструб рукава за спиной.

– Провалились, что ли? – изумился тип.

– Ну вот что, любезный… – вспылила Марья, – вы тут кто? Дежурный клоун? Я – Мать ночной Москвы. Так что извольте отчитаться по всей форме!

Чей-то шустрый палец нажал на красную кнопку, застопорив транспортер, люди в фартуках и сапогах обернулись. Но выражение почтения приняло у работяг весьма лаконичную форму церемонного приветственного кивка. Стало очевидным, что они – члены комьюнити, и падать ниц никто перед ней не собирается.

– Э-э-э… а зачем же вы… извините, через сортир? – удивился человек в бандане.

– А что, есть другой вход?

Подошедший секьюрити вежливо тронул Мать под локоток и подвел к монитору в углу помещения. Судя по картинке, на поверхность выходила камера слежения. Рядом с непрезентабельной будкой стоял, поблескивая лаком, завораживающий, как инопланетный корабль, ее «макларен». Секьюрити потянул на себя желтый рычажок, и вдруг Мать увидела, как автомобиль опускается под землю, словно на платформе.

– Не надо было внутрь заходить. Вам следовало дернуть за веревочку – платформа опустила бы вас вместе с автомобилем в паркинг с выходом в конференц-зал. Помните, как в сказке: «Дерни за веревочку – дверца и откроется…»

Мать закипала яростью. Импульс передался транспортеру, и лента понеслась с бешеной скоростью, расшвыривая по пути продукцию. Вот тут-то работники и попадали плашмя на пол, закрыв руками головы, как при взрыве. Смерч начальственного гнева закуклился и зашипел, выпуская пар.

– А это тогда для чего? – наехала Мать, показывая на рукав.

– Э-э-э… так для говна-с… Извините. Для сырья то есть…

– А почему пахнет духами?..

– Так дезодорируем… Работать же невозможно будет…

– А синие лампы зачем? – Мать вспомнила, как бабушка грела такой лампой, вкрученной в рефлектор, свой застуженный тройничный нерв.

– Видите ли, наукой доказано, что синий свет меняет цвет сырья, оно уже не выглядит говном. Исследования показали, что синий свет меняет даже восприятие обычных продуктов и блюд настолько, что напрочь отбивает аппетит. Ну а мы, стало быть, пошли от противного. То есть от обратного. Если подсветить синим светом вторичный продукт, то он уже, стало быть…

– Ну вот что, милейший, – прервала его Мать, – ведите-ка меня в конференц-зал и созывайте ваше начальство.

Собеседник пожал плечами и показал в направлении двери, которую Мать сначала не заметила:

– Прошу!

Конференц-зал оказался прямо за стеной цеха по переработке сырья и напоминал бункер времен Третьего рейха: вокруг было массивно, солидно, но низковато, тесновато и душновато. На стенах помещались графики рейтингов. Пока Мать в ожидании подчиненных выбирала позицию поудобней, секретарша внесла чай с мятой. Мать подумала, как бы он выглядел в синем свете, и действительно, аппетит пропал от одних дум.

Наконец дверь отворилась, и на пороге показался давешний собеседник, но уже в цивильном. Почему-то он напомнил девушке кого-то из медийных телевизионных персон, но она не могла вспомнить, кого именно. Что-то было в его образе собирательное.

– Я к вашим услугам, Свирид Кучинегов, – представился вошедший. – Я и есть здешнее начальство, – пояснил он, видя недоумение Матери.

– А что ж вы, сами за конвейером стоите?

– Так мы все тут сами… Думаете, это простые работяги? Нет, это, стало быть, и есть наши лучшие кадры – культтрегеры Москвы, интеллектуальная элита. Не такое это простое дело – конфеты да пули из этого… сырья отливать. – В глазах собеседника читалась гордость творца и одновременно обреченность страстотерпца.

– Ну да, ну да… – Матери никак не удавалось уловить, в чем вообще состоит цель и суть этого непростого дела. – Знаете, давайте по порядку, с самого начала. Почему продюсерский центр находится в таком… мм… экзотическом месте?

– Так, а где ж ему находиться? – удивился такой непонятливости мастер отлива. – При сырье ведь состоим. Не можем же мы такой комплекс в центре Москвы забабахать и свозить туда сырье…

– Любезный, мне хотелось бы понять, почему для вашей продукции потребно столь экзотическое сырье.

– Так, а как же? А из чего же? Это же самый экономичный вариант. Покупать его не нужно. Наоборот, нам за его вывоз мэрия платит. Это же самый хлебный бизнес! Правда, приходится еще и твердыми бытовыми отходами заниматься. Но за это нам тоже платят из бюджета, а потом, под прикрытием изъятия ТБО, мы и получаем доступ к снам москвичей.

Мать вспомнила, как ездят по ночным дворам Москвы мусорные машины и опорожняют мусорные контейнеры. Шумно и страшно. Наверное, в этот момент москвичам и сняться ночные кошмары.

– А при чем тут сны? – спросила она.

– Как при чем? Сны – это ж и есть самое главное! Сны перерабатывают в экстракт, который вводится в сырье в качестве главной духовной компоненты, потом наш продюсерский центр продуцирует из этого духовно обогащенного сырья сериалы. Особенно ПРА-наваристыми получаются социалка и корпоративные заказы про справедливых жандармов и честных мытарей. Вот для боевиков этих и приходится пули отливать. Не с оборонкой же связываться… Там своих охочих навалом. Бывалоча, и у нас пули закупают, когда свои все загонят.

Мать с тревогой всмотрелась в глаза Кучинегова и увидела пару облезлых кабыздохов, везущих благоуханный ночной обоз с десятком бочек, подпрыгивающих на мостовой, расплескивая содержимое, и золотаря, дремлющего в веревочной люльке, сооруженной меж лошадьми и телегой.

Так, на сегодня с меня, пожалуй, хватит, подумала Мать. Такой насыщенный негативом экшн и такой большой ложкой… Подавиться недолго… Быстро распрощавшись, Мать выбралась из П-Ц и двинулась в сторону Москвы, размышляя о том странном, с чем довелось ей сегодня столкнуться: П-Ц скармливал публике ее собственное вторсырье, в котором та радостно себя узнала и говорила, что сериалы – это как в жизни. А на самом деле продукт блокировал лобные доли зрителей, замыкая процесс. «Как в жизни» – это было главным условием для конечного продукта. И действительно, подумала Мать, что может быть жизненней дерьма?

После отбытия начальства Свирид Кучинегов взошел на будку по лестнице, приставленной с тыльной ее стороны, скрестил руки на груди и стал смотреть на закат тускнеющего зимнего солнца за горы твердых бытовых отходов. Волосы его развевались по ветру, и было во всем его облике нечто чайльдгарольдовское.