Брэм Стокер - Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд

Наконец мы приступили к работе. Опыт с кошачьей мумией немного подготовил меня, но на этот раз работы было больше, и она требовала несоизмеримо большего внимания. Еще одним отличием было то, что вдобавок к постоянному ощущению присутствия смерти невозможно было забыть, что мы имеем дело с человеческим телом, и это требовало к себе особого отношения. Для бальзамирования кота применялись более грубые материалы и вещества, но здесь, когда были сняты верхние бинты, стало видно, что все сделано намного тщательнее и аккуратнее. Похоже, использовались только лучшие смолы и ароматические вещества. Впрочем, общее впечатление от процесса было точно таким же, как и в первый раз: то же облако рыжей пыли, тот же резкий запах битума, тот же отвратительный звук рвущихся бинтов. А их было несметное количество. С каждым снятым слоем мое волнение все возрастало. Сам я не принимал непосредственного участия в этом процессе. Маргарет посмотрела на меня благодарно, когда я отступил от стола. Мы взялись за руки и крепко сжали их. Каждый последующий слой бинтов был изготовлен из более дорогого материала; по мере их снятия запах все меньше напоминал битум и становился все острее. Это, по-моему, каким-то образом подействовало на всех нас, но не помешало заниматься делом; работа не прерывалась. На некоторых из нижних бинтов были символы или рисунки. Некоторые из них были выполнены бледно-зеленой краской, а некоторые — раскрашены в разные цвета, но основным цветом был зеленый. Мистер Трелони и мистер Корбек то и дело обращали наше внимание на какой-нибудь особо примечательный рисунок, прежде чем положить очередной кусок ткани на груду, выросшую уже до невероятных размеров.

Кажется, бинты закончились, осталось снять последние повязки. Теперь пропорции фигуры уменьшились до нормальных размеров, и мы увидели, что царица чуть выше среднего роста. Чем меньше бинтов оставалось на ее теле, тем бледнее становилась Маргарет, а сердце ее билось все чаще. Ее дыхание так участилось, что я начал побаиваться за нее.

Снимая последнюю повязку, ее отец случайно поднял глаза и встретился с ее беспокойным взглядом, исполненным страдания. Его рука на какое-то время замерла, и он, дабы не оскорбить дочь какой-либо неблагопристойностью, успокаивающим тоном произнес:

— Не переживай, дорогая! Тебе нечего бояться! Вот видишь, на ней платье… да какое чудесное!

Последняя повязка была широкой полосой материи во всю длину тела. Когда ее сняли, показалось широкое платье из белого материала, закрывавшее тело от горла до ступней.

Что это было за платье! Мы все наклонились, чтобы получше его рассмотреть. Даже Маргарет забыла о своем волнении, проявив характерный для женщин интерес к красивым вещам. Тут было чем восхищаться, ибо можно сказать наверняка, что ни одному человеку, живущему в наше время, еще не доводилось видеть подобного! Ткань была нежнее самого нежного шелка. Она лежала изумительными складками, несмотря на то что сверху была придавлена бинтами и за тысячи лет затвердела.

Тончайшая вышивка, выполненная вокруг шеи золотыми нитями, представляла тонкие ветки сикомора, а на подоле, в самом низу, в том же стиле был изображен ряд лотосов, причем разной высоты, повторяя все этапы их естественного развития в природе.

Поперек тела, но не обвивая его, лежал пояс из драгоценных камней. Этот удивительный пояс сиял всеми цветами неба!

Пряжка была сделана из огромного желтого камня, круглого и глубокого. Он напоминал сдавленный мяч из упругого материала. Камень сверкал и переливался, словно внутри него было заключено настоящее солнце, лучи которого пробивались наружу и освещали все вокруг. По бокам от него были два великолепных лунных камня меньшего размера, чей блеск, несмотря на сверкание солнечного камня, напоминал лунный свет, озаряющий ночное небо. С обеих сторон к ним изящными золотыми застежками прикреплялась полоса искрящихся разными цветами драгоценных камней. Казалось, что внутри каждого из этих камней пряталась мерцающая и переливающаяся звезда.

Маргарет в восхищении всплеснула руками. Она низко наклонилась, чтобы лучше рассмотреть пояс, но внезапно отпрянула и выпрямилась во весь рост. Сказанные ею слова были произнесены с полной уверенностью:

— Это не погребальная одежда! Это платье предназначено не для погребения. Это свадебное платье!

Мистер Трелони склонился и протянул руку к платью. Он отвернул одну из складок у шеи, и по его быстрому и глубокому вздоху я понял, что его что-то удивило. Он еще немного приподнял материю и тоже отступил назад. Указывая рукой, он сказал:

— Маргарет права! Это платье предназначено не для мертвого! Смотрите, оно не надето на тело, а только покрывает его.

Он поднял пояс из камней и передал его Маргарет. Потом двумя руками подхватил платье и накинул его на руки Маргарет, которая машинально протянула их вперед. Вещи такой красоты имеют слишком большую ценность и заслуживают бережного обращения.

Открывшаяся нашим взорам полностью обнаженная фигура была воистину прекрасна. Лишь ее лицо оставалось закрытым. Мистер Трелони нагнулся и слегка дрожащими руками поднял кусок материи, изготовленный из того же материала, что и платье. Когда он отступил и вся блистательная красота царицы открылась взору, я почувствовал, что меня охватил стыд. Так не должно быть! Мы не должны были находиться здесь и, забыв о приличии, рассматривать эту ничем не прикрытую красоту. Это непристойно! Это святотатство! Но тем не менее, неземная красота казалась чудом. Ничего общего со смертью здесь не было, это больше напоминало статую, вырезанную из слоновой кости рукой Праксителя. Смерть не лишила тело его форм. Оно не стало сморщенным и твердым, как у большинства мумий. Не было высохшим, как тело, долго пролежавшее в горячем песке (такие мне доводилось видеть раньше в музеях). Все поры тела каким-то чудесным образом полностью сохранились. Плоть имела округлые формы и была мягкой, как у живого человека, кожа — гладкой, как атлас. Ее цвет был восхитительным. Она походила на слоновую кость, молодую слоновую кость, везде, кроме правой руки, сейчас истерзанной и в пятнах крови, с отсутствующей кистью, которая лежала в саркофаге, не покрытая бинтами столь много веков, открытая внешним воздействиям.

Поддавшись женскому порыву, Маргарет с опущенными уголками рта и пылающими от гнева и жалости щеками набросила прекрасное платье, лежавшее у нее на руках, на тело, оставив открытым только лицо. Но это лицо было еще более поразительным, чем тело, потому что напоминало лицо живого человека. Веки были закрыты, черные длинные изгибающиеся ресницы лежали на щеках. Гордо очерченные ноздри были недвижимы, но такая неподвижность, если ее замечаешь на живом лице, выглядит величественнее, чем на лике смерти. Полные ярко-красные губы слегка приоткрывали ряд жемчужных зубов, хотя рот не был раскрыт. Ее волосы, удивительно густые и блестящие, цвета воронова крыла, были уложены пышными локонами вокруг белого лба, на который как будто случайно сбились несколько вьющихся прядей. Меня поразило ее сходство с Маргарет, хотя я и готовился увидеть подобное, памятуя слова мистера Трелони в пересказе мистера Корбека. Эта женщина (у меня язык не поворачивался назвать ее мумией или трупом) удивительно напоминала такую Маргарет, какой она была, когда я впервые увидел ее. Сходство усиливалось драгоценным украшением, которое было в ее волосах— точно такой же «диск с перьями» носила и Маргарет. Это украшение тоже было удивительной красоты: огромная жемчужина, сияющая призрачным лунным светом, в окружении резных кусочков лунного камня.