Леонид Крупатин - Дню Победы! Крылья в небе

-Слетай с Палычем на моём самолёте.-кивнув на замкомэска Невзорова Юрия Павловича.

Я криво усмехнувшись, отдал честь и сказал:

-Есть!

Он посмотрел на меня и сказал как-то назидательно:

-Не лыбься! Хорошо слетай! Понял?

-Так точно!- растерянно как-то ответил я.

-Вперёд!-махнув рукой на меня и Невзорова сказал комэска и мы пошли к самолёту.

Когда шли я ничего не мог понять, что происходит. Я запомнил непонимающие глаза курсантов, но большинство смотрели на меня как, на умирающего или прокажённого.

Сели в самолёт. Я пристегнулся, подождал, понял, что Невзоров пристегнулся, включил рацию спросил разрешение запустить двигатель, он отвечает:

-Запускай.

Я запустил, жду дальнейшей команды, смотрю на него в зеркало заднего вида. Он сидит в кабине не закрывая фонарь, свесив руки за борт кабины.Я хотел спросить, что дальше, но он сказал:

-Давай, давай! Запрашивай, выруливай, взлетай! Действуй!Я не верю, что ты не умеешь летать! Я знаю эту воблу астраханскую! Брешет она!

Я был ошарашен.Я заподозрил, что ещё не всё потеряно. Он мне верит. Руки его за бортом, он смотрит на летящие по кругу самолёты. Это я его сейчас повезу. Он мне себя доверил!

В полёте он не промолвил ни слова, как и в предыдущем полёте командир, вернее «командирша» звена, но в этот раз я управлял. Совершил посадку неплохо, лишь чуть с перелётом за «Т», хотел спросить разрешение на «конвейер», то есть на следующий полёт без остановки, но Невзоров сказал:

-Убери обороты, тормози и сруливай с ВПП!

Я ничего не мог понять. Ведь можно же было мне дать ещё хоть один круг, чтобы я мог показать получше свои способности, но видимо всё… Я срулил, хотел рулить на заправочную, но Невзоров сказал:

-Убери газ! Зажми тормоз! Возьми РУД(ручку управления двигателем) на себя и держи!

Я выполнил. И смотрел в зеркало, что он делает.А делал он что-то непонятное: отстегнул привязные ремни, отстегнул парашют, вынул парашют из кабины на плоскость, зафиксировал привязные ремни на сиденьи, подошёл к моей кабине и перекрикивая двигатель спросил:

-Ну, вот так сам слетаешь?

У меня в душе что-то перевернулось и я как автомат сказал, ещё не сообразив, что произошло:

-Слетаю!

-Сейчас я отойду, запрашивай вырулить и взлёт, но проверяй помеху слева, несмотря на разрешение! Понял? Если всё нормально, проси "конвейер" и летай пока не остановят! Вперёд!-он спрыгнул с крыла, забрал парашют на спину, как мешок и пошёл в сторону КП- маленький как пацан. Я уже упоминал, что он был в два раза ниже нашей Вали.

Я запросил, вырулил, взлетел. Лишь после второго разворота я понял, что лечу сам! Я открыл фонарь, высунул руку навстречу упругому потоку и заорал, как тогда на парашюте при первом прыжке : Ура-а-а!, но приближался третий разворот, надо выпускать шасси и докладывать РП(руководителю полётов).Доложил, он мне в ответ разрешил посадку. Планирую к четвёртому развороту, разворачиваю самолёт по ВПП(по взлётно-посадочной полосе) нормально планирую значительно ниже «Т», сел правильно, на основные, с приподнятым носовым колесом, только оно опустилось я запросил «конвейер», мне РП ответил:

-Конвейер разрешаю!- голос его был весёлым.

Я дал газ и пошёл на следующий круг. Пролетая после второго разворота по траверсе мимо точки РП, я поискал глазами фигуру Невзорова и еле рассмотрел эту «махонькую букашку» с парашютом на спине, которая спасла мне… ну, не жизнь, а меня для меня самого! Иначе пробой в душе моей был бы на всю жизнь. Когда я летел уже третий круг, РП вдруг спросил удивлённо:

-Сто шестьдесят четвёртый!(это мой позывной) Ты сам что ли?- видимо увидев идущего с ВПП Невзорова.

Я ответил:

-Так точно!

-Мо-ло-дец!-сказал РП и повторил- Молодец!!!- так сказал, что у меня слёзы навернулись на глазах.А в квадрате, оказывается в это время ребята сидевшие и следившие за моим самолётом затаив дыхание заорали: Ура!, которое подкосило ноги Вальке - астраханской вобле! РП мне ещё раза три дал «конвейер», а потом сказал :

-Ну, хватит! Хватит! Совесть имей Крупатин!-сказал без позывного, открытым текстом и пошутил:-Может быть командир тоже полетать хочет!- и я вспомнил, что я на самолёте командира эскадрильи с номером "01".

Только зарулил на стоянку, меня ребята стащили с крыла на землю. При чём меня встречали не только мой экипаж. Вздумали качать, несколько раз подбросили, несмотря на мои возражения, а потом чуть не задушили в объятьях. Мы шли к «квадрату» гурьбой и я видел сидевшую к нам спиной Вальку, а перед нею стоял Невзоров и что-то говорил, указывая на меня, а она не поднимая голову мотнула головой.Невзоров покачал головой,глядя на неё и что-то сказал погрозив пальцем. Обойдя её Невзоров пошёл мне навстречу строгим шагом и строго глядя на меня. Чуть не доходя до меня остановился, поднял руку отдавая честь, как и я. Ребята остановились тоже по стойке смирно. Я, как положено, сказал:

-Товарищ командир! Задание выполнил, разрешите получить замечания!

-Получите! Поздравляю с самостоятельным вылетом!

-Служу Советскому Со..ю..зу..-губы у меня задрожали и голос пропал.Ребята, как шальные заорали :Ура! , но Невзоров напомнил мне:

-Пойди доложи командиру эскадрильи. К Вальке не подходи.Я ей всё сказал, что ей положено. Понял?

- Так точно!- ответил я.

Значительно позже я понял, что Невзоров сказал «вобле» погрозив пальцем – на будущий год её и подругу летать с нами на реактивных Л-29 – не взяли. А я вылетел самостоятельно на Л-29 в числе первых.

Мы учились летать на реактивных истребителях по системе ДОСААФ(Добровольное общество содействия Армии, Авиации и Флоту). Зимой мы учились в городе, а ранней весной нас выводили в лагеря на полёты.

Был среди нас курсант Кондратьев- «хохмач» по жизни, но всё это он делал не специально- так получалось. Прибыли в лагерь, получили постель, получили обмундирование. Кому досталась слишком длинная шинель разрешено было подрезать на четверть ниже колена. Кондратьев, которого мы звали «брат Кондрат» или просто «Кондрат», одел шинель, она ему была до самых каблуков. Он нагнулся, отмерил пальцами четверть ниже колена, отметил, положил на кровать и отрезал. Кто-то позарился на большой кусок сукна:

-» Можно отрезать на «суконку» - сапоги чистить, блеск наводить?».

Кондрат подумал, сказал:

»Пять сигарет за суконку!»- и тут же кусок растащили.

Кондрат одел шинель, подпоясался ремнём… в казарме наступила тишина, а потом хохот, похожий на грохот чуть не обрушил крышу. Кондрат сначала улыбался, но подошёл к старенькому трюмо возле дневального и улыбка неловко сползла с его лица. Шинель была почему-то на четверть выше колен, а ремень перетягивая талию оттопыривал короткие её концы в стороны, как юбка балерины(пачка, говорят, называется).