Татьяна Акимова - Антропофагия, как способ...

Приятного аппетита!

Пора ужинать, с улыбкой подумала Лиза…

Мокрые волосы пахли грозой.

Тремоло, вспорхнув с клавиш, стучало по стеклу в ответ непрошеному гостю.

Шел дождь.

Он был красив… когда-то. Ценил и умел безошибочно отличать качественные вещи. Иссиня-чёрный пиджак немецкого покроя на трех пуговицах идеально сидел на нём… Когда-то.

Его руки, сильные с длинными пальцами и проступающими венами, любили щёлкать серебряным брегетом с изображением церкви св. Амвросия на крышке… когда-то.

- У тебя нет диктофона?

Сергей повернулся к Лизе, рассеяно наблюдая, как она вытирает голову его махровым полотенцем. И забыл о чем только что спрашивал. Минутное удивление, как обычно это теперь бывало, отвлекло мужчину:

- Где ты взяла чистое полотенце?

- В машинке. – Ответила она.

- Я не стирал на этой неделе…

Сергей в очередной раз безразлично отвернулся обратно к трофейному Niendorf.

Спотыкаясь, музыка жалобно звенела каждый раз, когда ударялась о предел мастерства музыканта.

- Я стирала. Ты просто забыл вынуть бельё. – Лиза бросила зеленое полотенце на клавиши.

- Не мучь инструмент. Включи проигрыватель!

Сергей раздраженно захлопнул крышку.

- Ты же прекрасно знаешь, что он давно сломан! Для него нужно детали покупать!

- А ты сходи и купи. – Невинно поставила ловушку Лиза.

- Дрянь ты… - беззлобно констатировал хозяин квартиры.

– Дрянь, и всё…

- Не буду же я всегда к тебе таскаться. У меня работа, кредит, личная жизнь, наконец… - Инфантильно сложив губы трубочкой, Лиза не одобрительно цокала, загибая пальцы. Просвистев мимо уха, в стенку ударился и с грохотом разбился хрусталь.

- Тогда иди отсюда! Я тебя ни о чем не просил! Белье она постирала, да мне абсолютно все равно! Есть у тебя личная жизнь, нет её у тебя – наплевать!

Ты. Иди отсюда! Я тебя ненавижу. Ты меня жрёшь! По кусочку отщепляешь и жрешь! Мало мне, что все мой мозг как в консоме вилками тыкают, так ещё ты здесь… Убирайся… Вон…

Засаленный банный халат собирал пыль с ковра. Руки Сергея впились в стул, голова беспомощно моталась в такт всхлипам.

Свет от фонаря пробивался сквозь колышущиеся шторы.

Стих дождь. И вечерняя прохлада поднималась от асфальта к раскрытому окну.

Обессиленный, Сергей лежал на кровати, положив голову на колени Лизы.

Кто-то добрый водил смычком по их душам. Время замерло.

Воздух очистил поволоку с глаз, и Сергею очень хотелось рассмотреть как можно лучше черты этой женщины.

Лиза знала это, потому и был погашен свет… или – просто ей нравилась темнота?.. Она не задумывалась. Играл Бах, а она просто сидела. Просто – на её коленях лежала голова того – кто «был когда-то». Ночь и… «Air»…

Она приходила и уходила когда хотела… незачем.

Нелепо и странно её приходы совпадали с его приступами.

- Когда ты починила проигрыватель?

- Ммм? Не помню. Правда - это лучшее исполнение третьей сюиты?!

Сергей слабо улыбнулся.

- А ты знаешь, что Жаклин Дю Пре [7] Жаклин Дю Пре (26 января 1945, Оксфорд — 19 октября 1987, Лондон) — английская виолончелистка. , исполняла её на виолончели Страдивари, которая принадлежала до неё Давыдову [8] Карл Юльевич Давыдов (15 марта 1838, Голдинген, Курляндская губерния — 14 февраля 1889, Москва) — русский композитор и виолончелист, директор Санкт-Петербургской консерватории в 1876—1887 гг. ?

Она погладила Сергея по густым волосам.

- Ты весь зарос…

- Но ведь отдельного исполнения нет? – вернул он более приятную тему.

Лиза сдула локон со лба и бросила невзначай:

- Я записала её для тебя…

- На винил? Это же очень дорого!

Она подложила подушку Сергею под голову, встала и по-кошачьи потянулась. За тем сняла иглу с мастер - диска, и перевернула запись. Из колонок брызнула флейта.

- Хочется есть! Перекусим? - Не дожидаясь ответа, Лиза выпорхнула из комнаты. Ей вслед «шутливо» подул Бах.

Прохлада пробудила аппетит, и Сергей отправился вслед за женщиной.

В свете луны кровь – часто кажется черной.

Кухонный нож, в руках гурме мастерски отделил корейку от реберной части.

- Я оставлю тебе, «ребрышки» сам замаринуешь? А из корейки мы с тобой сейчас «бутанику-но» [9] Бутанику-но японское острое блюдо из свинины приготовим.

Ответом была благодарная улыбка. Только Лиза вытаскивала Сергея из бездны, в которой тот существовал.

Он достал имбирный соус, и приправы.

- Сыграем менуэт в четыре руки? – сказал он и отсек тончайшую ленту от основного куска. Лиза приняла мясо и окунула в приготовленное блюдо с соусом.

- Поставим нашу любимую? – И не дождавшись ответа, она побежала за капризом «№ 24»

Взмах сменялся нежным сплетением рук…

Лиза зажгла газ, и под звуки скрипки влила оливковое масло.

Закончив, Сергей встал у плиты. Теперь Лиза передавала ему «ленты», а он любовно укладывал их на сковороду, засыпая пряностями с солью и сахаром.

Сотрудник окинул комнату коллекционера пристальным взглядом. В висках застучало. Ноздри мужчины раздулись как у бладхаунда, тело бросило в жар. Проведя рукой по черным, коротко стриженым волосам, сотрудник сцепил пальцы перед собой, и щелкнул от изнеможения суставами.

«С чего начать?»

За годы службы он привык ко всему. Дела попадались совершенно разные. Тело сотрудник привык рассматривать как очередную работу постмодерн. Эти работы обладали общей тенденцией, однако, редко повторялись.

Конечно, встречался и плагиат, но различить его мог только специалист. Не вооруженному взгляду были видны лишь откровенные заимствования: черный квадрат и красный треугольник. Но не они являли основной пласт.

Бытовые дела совсем не означали, штампуемый кубизм и примитивизм. Как раз на оборот: можно было увидеть всю палитру сюжетов и цветов.

Современные искусствоведы, часто отказываются от оценки картин абстрактных художников, придерживаясь мнения, что доподлинное различие установить – невозможно. Оригинал от подражания и подделок можно отличить лишь в случае с выдающимися произведениями.

Гениальность в простоте.

Сотрудник был уверен, что высшее достижение, искусство, это пустой холст, на который можно смотреть, и видеть совершенные для глаза картины. В существующей работе, всегда найдется изъян. Её всегда можно подделать, а пустота – хранит безупречность, в которой кроется первородство.

Среди сотен работ, он искал исполнение мастера – такого же, как и он сам.

Мастера создавшего совершенство, которое сотрудник не увидит, не оценит, не отличит…

«Бладхаунд» приоткрыл рот, для максимального обострения чувств, и медленно, как сомелье пробующий винтаж от Chapoutier белого «Эрмитаж» урожая 1967 года [10] Белое выдержанное (винтажное) вино французской провинции, марки Эрмитаж из виноградников Chapoutier , впустил окружающий воздух внутрь.