Леонард Фолья - Плащаница из Овьедо

— Разумеется. — Он беспокойно заерзал в своем кресле-шезлонге. — Это правда, что говорит твоя тетя?

— Это не то, что вы думаете, дядя Герб.

— Значит, ты не беременна?

— Нет, беременна, но… — Ханна замолчала.

— Но? Насколько мне известно, здесь никаких «но» быть не может. Ты либо беременна, либо нет. Ты знаешь, кто отец?

Ханна посмотрела дяде прямо в глаза. Его лоб покрывала паутина глубоких морщин, и белый свет стоящей возле кресла лампы, казалось, вдавливал их еще глубже.

— Да, я знаю, кто отец. И знаю, кто мать.

— Смеешься надо мной?

— Нет. Я — суррогатная мать.

— Чего?

— Я вынашиваю этого ребенка для другой семьи. Сами они не могут иметь детей.

— Господи Иисусе! — Герб откинулся в кресле и закрыл глаза, как будто почувствовал минутный приступ головокружения.

— Я пошла в агентство. Они предложили мне помочь семейной паре, у которой долгие годы не получается завести ребенка. Мне сделали искусственное оплодотворение. Все происходило во врачебном кабинете.

— Они тебе за это платят?

Ханна кивнула.

— Сколько?

— Тридцать тысяч долларов. Плюс расходы.

Герб открыл глаза и свистнул.

— Почему же ты не рассказала Рут?

— Я хотела, но она не дала мне.

— Она сильно расстроилась, ведь ты напомнила ей об аборте после стольких лет и все такое. Ты и вправду ей сказала, что Господь покарал ее?

— Мне очень жаль, дядя Герб. Я не должна была так говорить, но я, между прочим, тоже была расстроена.

— Конечно, мы с твоей тетей никогда не скрывали, что после этого уже не могли иметь детей. Аборт принес ей… принес нам… много страданий. Случалось, что иногда я говорил ей такое, чего, возможно, не должен был говорить. Но мы старались забыть обо всем, а теперь с нами случилось это. С тобой это случилось. И, в общем…

У него как будто закончились слова.

— Эй, Рут, ты так и будешь там сидеть?

Женщина потушила сигарету и встала из-за стола. Обычно в доме заправляла Рут, но сейчас, казалось, она была благодарна Гербу за то, что он взял командование на себя, Помедлив, она подошла к арке гостиной и остановилась. Ее глаза пыли красны ми и мокрыми от слез.

— Ты действительно делаешь это для других? — спросила Pvt.

— Клянусь. Я ни с кем не спала. Я почти не знаю этих людей. Можете спросить доктора, если хотите. Спросите миссис Грин…

— Что ж… Я не потерплю этого. Я не потерплю этого в своем доме. Это была последняя капля. Ты хоть подумала, каково будет мне? А? Отвечай! — Рут зарыдала.

— Вы о чем?

— Ты надеялась, что я буду рада видеть, как ты день за днем становишься все больше и больше, страдаешь, проходишь через все эти вещи, связанные с беременностью… И ради чего? Ради людей, которых почти не знаешь? Нет! Слышишь меня? Нет. Я этого не потерплю.

Сказав это, она отступила, вновь спрятавшись в кухонной темноте.

И вдруг Ханне стало ясно, почему Рут пришла вчера в ярость и почему сейчас в доме такая напряженная обстановка. Ее тетя и дядя и не думали беспокоиться по поводу своей племянницы или ее благополучия. Их даже не волновало, что скажут соседи. Нет, правда заключалась в том, что Рут просто не смогла бы смириться с мыслью, что Ханна носит ребенка у себя под сердцем. Это напоминало бы ей о том, чего она сама не смогла сделать, напоминало о той ужасной ошибке, которая много лет назад отравила ей всю жизнь. Беременность Ханны грозила уничтожить перемирие, которого им с Гербом за многие годы удалось достичь.

Герб откашлялся и, чуть замешкавшись, произнес:

— Ты должна понимать, как тяжело это будет для твоей тети. После всего, что она пережила, что мы пережили…

Видимо, подавленное настроение периодически покидало его.

— Ничего не поделаешь, дядя Герб. Это мое решение.

— Ну, в таком случае мне придется принят!» свое. Думаю, ч то тебе пора найти собственное место в жизни. Ты же сказала, ч: о уже взрослая. Приняла взрослое решение. По твоим слопал;.

платят тебе хорошо. Так что в ближайшие пару дней… чем скорее, тем лучше… Я думаю, это наиболее приемлемый вариант для всех нас.

Он занял место возле жены за кухонным столом и попытался утешить ее, положив руку на ее плечо, но Рут сбросила его руку.

В ту ночь Ханна долго не могла заснуть. Она всегда знала, что когда-нибудь ей придется порвать с ними, иного быть не могло, но такой поворот событий заставил ее почувствовать себя слабой и беззащитной. Твердо решив не паниковать, она прокручивала в голове оставшиеся у нее немногочисленные варианты. Пожить у Тери — сразу отпадает. Аренда квартиры всерьез ударит по ее сбережениям.

Что ж, остается всего одно место, куда ей можно пойти и где ей действительно будут рады.

Из окна третьего этажа Ханна смотрела на сад Витфилдов и искренне удивлялась тому, как там все изменилось. Сирень, незабудки и ирис переливались разными оттенками пурпурного и голубого на фоне бледно-зеленого газона. В каменной поилке, которая была пуста месяц назад, купались солнечные лучики, Ханна насчитала в ней двенадцать весело щебечущих птиц и радостно вскрикнула, когда огненный кардинал неожиданно влетел в самое сердце их хора.

В дверь тихонько постучали.

— Ханна, вы не спите? — спросила Джолин громким шепотом.

Ханна впустила ее в комнату.

— Доброе утро. Вы уж извините. Я еще в ночнушке, — Не надо извиняться. Вы сейчас нуждаетесь во сне как никогда.

— Я тут птичек смотрела.

Джолин широко улыбнулась.

— Разве они не чудесны! Знаете, я даже составила список. У меня там уже сорок два вида.

Они подошли к окну. Кардинал все еще чистил перышки посреди поилки, с высокомерием поглядывая на серо-коричневую ораву воробьев.

— Как бы я хотела завести здесь много-много зверушек! — Джолин вздохнула. — Но Маршалл говорит, что он не дедушка Макдональд [14] Персонаж детской песенки, у которого была ферма, где жили многочисленные животные. . Ребенок потребует круглосуточной заботы, так что для фермы времени не останется. Поэтому я решила сделать из этих скудных владений райский уголок для братьев наших меньших. Так сказать, дать понять, что здесь им рады. И они приходят. Время от времени сюда даже енот захаживает. Некоторые считают, что еноты — отвратительные существа, но я думаю, что, если их уважать, они тебя не побеспокоят.

Она замолчала, чтобы перевести дыхание.

— Ой, что-то я заболталась! Ведь просто пришла спросить, не хотели бы вы отведать моих французских тостов. Я приготовила их Маршаллу утром и решила перекусить. Что скажете?

— Я только оденусь.

— Ну что вы, что вы. Просто накиньте халат.

Ханна переехала к Витфилдам лишь спустя две недели после того, как Рут и Герб выдвинули свой ультиматум. Она бы сделала это и раньше, но посчитала, что было бы неправильно покинуть «Голубой рассвет», пока ее замена не пройдет стажировку. В ее последний день на работе Тери и Бобби привели Ханну на задний диванчик, где ее уже ждал прощальный торт. Тери плакала, Ханна плакала, и даже Бобби плакал. Тери сказала, что всегда знала, что он «старый сентиментальный придурок».