Сергей Саканский - Другая. Украденная душа

– Эта фотка мне особенно дорога. Именно потому, что я не могу с уверенностью сказать, где она, а где я.

– Разве так бывает? – Родион рассматривал снимок, где стояли, обнявшись, две маленьких Маши в одинаковых сиреневых платьицах.

– Бывает. Мне кажется, что фотографию обернули зеркально при печати. Помню, я тогда стояла слева. А теперь я справа. Но иногда меня почему-то берет сомнение, что левая – это я… – Маша вдруг запнулась, ее взгляд потух, лицо застыло, будто невидимый режиссер бытия запланировал в этом месте остановленный кадр.

– Впрочем, однажды между мной и сестрой появилось различие… – Маша замолчала, сощурившись, словно увидела что-то в далеком мареве правого берега.

– Если не хочешь, не вспоминай, – мягко сказал Родион, хотя больше всего на свете ему хотелось, чтобы она вспомнила.

– Нет, почему же? Дарья сделала татуировки. Вот тут, – изогнувшись, Маша провела ребром ладони поперек своей поясницы, как бы показывая длину воображаемой косы.

Краем глаза Родион заметил, как двое мужчин за соседним столиком плотоядно уставились на девушку. Он и сам ощутил внезапный прилив желания от вида ее изогнутой спины.

– Два дракона, как синие стрелы, – закончила она. – С тех пор мы и отличаемся на этот недвусмысленный штрих.

Родион молчал, стараясь не спугнуть внезапную откровенность. Маша погремела льдом в бокале, отхлебнула и спокойным голосом продолжила свой рассказ:

– Она связалась с одним парнем, который и сделал ее, в конечном счете, такой. Помнишь, меня вызывали в милицию?

– Это из-за нее?

– Да. Все мои беды из-за нее. Дело в том, что Дарья находится в розыске.

– Она что-нибудь натворила?

– Нет. Просто пропала. Этого бы никто не заметил: мы жили на той квартире тихо и почти ни с кем в доме не общались… Квартиру нам дали на двоих после детдома, потому что у Дарьи был уважаемый… Это называется «спонсор». Я оттуда сбежала, снимала комнату за городом, работала в театре. Где меня и нашел Раковский. Я не слишком путано рассказываю?

Родион толкнул воздух рукой, дескать: продолжай. Он уже не мог понять, всегда ли у Маши была такая манера: говорить, перескакивая с одного на другое, или это тоже появилось недавно, после поездки в Москву.

– Так вот, однажды в той квартире, где осталась Дарья, прорвало трубу. Соседям пришлось ломать дверь. Выяснилось, что дома никого нет, и давно: цветы в горшках умерли. Соседи вызвали милицию, объявили розыск, и меня вызывали для беседы, уже здесь, в Самаре… Я рассказала в милиции все, что знала о сестре. В-общем, доигралась она со своей жизнью. Наверное, напоролась на маньяка.

– Она могла уехать куда-нибудь, – предположил Родион.

– Могла. Но не уехала, – тихо сказала Маша. – Моя сестра мертва.

Родион с удивлением посмотрел на нее.

– Я это знаю, чувствую. Это трудно объяснить. Между близнецами всегда существует связь. Еще в детдоме, когда мы играли все вместе в саду, я точно знала, в какой стороне играет сестра. Стоило мне оглянуться и я тут же видела ее. И потом, когда мы выросли – тоже. Всегда стоял шум в голове, ровный такой, монотонный, как дождь за окном. И вот недавно он оборвался. Я проснулась в полной тишине. И сразу поняла. Я стала звонить ей, несмотря на то, что мы были в ссоре уже давно. Ни домашний, ни мобильный не отвечали. Это было четырнадцатого февраля. Запомни эту дату. Когда-нибудь выяснится, что Дарья погибла именно в этот день.

– Валентинов день, – проговорил Родион. – Это нетрудно запомнить.

– Несколько недель никто не берет трубку дома, мобильник заблокирован – это же странно, да? А потом приходит повестка из милиции, и все объясняется. Я узнала, что прорвало трубу и прочее… Дарья мертва, уже три месяца, это совершенно точно!

– Ты не любила свою сестру, – сказал Родион.

– Нет, – просто ответила Маша.

– Хочешь ее увидеть? – произнесла она, как бы в продолжение разговора, когда они покинули кафе.

– Кого – Дарью? – не сразу понял Родион.

Маша рассмеялась, взяла его под локоть:

– Пойдем, тут недалеко.

Они прошли мимо здания гостиницы, обогнули длинную пристройку. Уже стемнело, ярко горели буквы и панели реклам.

– Куда ты меня ведешь? Где здесь может быть Дарья? – глупо спрашивал заинтригованный Родион, пока, наконец, не понял, что хочет сделать его невеста.

С торца пристройки, между парикмахерской и магазинчиком сувениров был вход в компьютерный центр, откуда доносились звуки виртуальных сражений. Маша расплатилась со служащим, и они заняли свободное место у монитора. Она уверенно развернула окно интернета и набрала адрес.

Это был сайт объявлений о знакомствах. Страничка открывается медленно, изображение накатывается, словно печатным валиком… Когда появилось лицо молодой женщины, Родион вздрогнул от неожиданности.

Это была Маша, вернее, он сказал бы, что это Маша, если бы теперь не знал том, что у нее есть сестра. Двадцать пять лет жизни ничуть не развели их образы. Впрочем, понятно: они долго жили в одинаковых условиях детского дома, питались одинаково. Больше всего Родиона поразило, что у Дарьи была точно такая же прическа, вернее – ее отсутствие, просто распущенные, светлые, чуть вьющиеся волосы.

Женщина на всех трех фотографиях полуобнажена, чуть прикрыта полосками кружевного эротического белья с тонкими резинками. На третьей фотографии она сидит спиной, полуобернувшись, и ясно видны ее татуировки: два синих извивающихся дракона, как бы указующие стрелочки…

– Это наша оренбургская квартира на Омской улице, ее кровать, мой ковер, – сказала Маша. – Дарья приглашала профессионального фотографа. Видишь, сколько посещений страницы за сегодняшний день? Три посещения. Какие-то мужчины ходят сюда и смотрят, может быть, пытаются ей звонить.

– Странно. Сколько же эта страница может висеть?

– Не знаю. Может быть, до скончания времен. Или они обновляются раз в год. Теперь я воспринимаю это как надгробье.

Маша щелкнула мышью по кресту и захлопнула страницу. Родион проводил ее домой и поцеловал на прощанье в щеку. По пути ноги сами завернули в переулок, где в неровном сиреневом свете трепетала лестница, ведущая в хорошо знакомый подвальчик.

Рюмка, другая, блюдечко орешков. Громкая музыка, в такт мигает сиреневый свет. Кто-то дергает его за рукав, Родион оборачивается: путана.

– А я тебя здесь уже видела. Хочешь побыть со мной?

Родион сползает со стойки и молча идет к выходу… Нет, спасибо, дорогая путана. Мы как-нибудь сами по себе.

Ночь. Завтра суббота, у него выходной. Он лежит навзничь, глядя, как на чистом холсте потолка волнуются тени занавесок, рисуя пейзажи и жанровые сцены, комната чуть покачивается на знакомых волнах, потому что выпито сегодня немало. И опять, как и неделю назад, в порядке борьбы мотивов, фигурирует злополучная четвертинка, взятая в ночном магазинчике на углу.