Сергей Саканский - Другая. Украденная душа

Завтра в театре только дневной спектакль, за пультом будет Кривцов – рисовать по его партитуре «Трех толстяков». Маша играет Суок, ее будут носить по сцене, бросать на пол, порой и вправду заменять большой сломанной куклой. Раковский поначалу вообще не хотел выпускать ее, но потом решил, что куклой – можно.

Похожих людей на свете гораздо больше, чем мы думаем. В сущности, есть всего несколько десятков основных типажей, как бы стоящих рядами людей, из-за чьих спин выглядывают другие, идентичные люди. Несколько раз в жизни Родиону приходилось общаться с двойниками, однажды у него даже была девушка, как две капли воды похожая на другую – ту, с которой ничего не вышло в училище. С каким же изумлением он снова встретил ее спустя десять лет, правда, под другим именем, с другим, более изящным телом… Самым удивительным в этой ситуации оказалось то, что вторая была на десять лет моложе первой, и судьба будто предложила ему проиграть еще один дубль.

Занятно, что мы, часто наблюдая чужих двойников, все же почти никогда не встречаем своих собственных. Это можно объяснить тем, что мы галлюцинируем как друг друга, так и свои отражения в зеркале, не желая признать, что на свете есть люди, почти идентичные нам.

Тем не менее, они не могут не существовать, наши скорбные двойники. Родион ясно представлял себе людей с таким же лицом, как и у него: один идет по Нью-Йорку, другой, скажем – по Питеру… Сколько их может быть среди трех миллиардов мужчин планеты? Тысячи? Десятки тысяч?

И он воображает комнату, где за столом сидят человек двадцать Родионов: маленькие и большие, толстые и тонкие, смуглые, розовощекие, бледные, говорящие на разных языках, живущие в разных возрастных категориях… Родионы негры и Родионы китайцы. Родионы чукчи, индейцы. Или это не комната, а площадь, с целой толпой Родионов, они собрались на митинг, у многих в руках плакаты… Или футбольное поле, где проходит матч: Родион стоит на воротах, Родион нападает и защищает, Родион бурлит на трибунах…

Фантазии плавно переходят в сон. Дворцовая площадь в Петербурге, городе, где он провел несколько лет, в художественном училище имени Врубеля. В тот период город сотрясали всяческие митинги и шествия, Родион любил бурлить в толпе. Все почему-то смотрят на Александровскую колонну. Родион понимает, в чем тут дело: на вершине колонны царит статуя Афродиты, перстень с древней свастикой бликует издали, словно в специально подстроенном кинокадре – была такая манера в кино прошлых лет: поймать луч стеклами очков или золотым зубом…

Статуя, скульптура, изваяние. Родион просыпается, шаря руками по одеялу. Статуя стоит у кровати, нет – это всего лишь халат. Где-то далеко капает вода, движется в каменной глубине здания лифт. Нет, это буксир толкает по реке баржу. А кран давно пора починить.

В субботу Родион спал долго, проснувшись, долго не вставал с постели, глядя, как движется по стене тень от оконного переплета.

В принципе, холостяцкая жизнь не так уж плоха: с этим тягучим утренним блаженством также придется теперь распроститься. Что ж – будет, по крайне мере, о чем жалеть.

Вот, и вправду, о чем жалеть не придется, так это о дальнейших действиях в тот субботний день. Родион нарубил простенький салат, изжарил омлет с ветчиной, все съел, помыл посуду. Наверное, теперь, это будет делать жена. Маша совсем не умела готовить, что понятно при ее образе жизни. Будущий муж подло скрыл от нее тот факт, что сам неплохой повар. Пусть лучше и она научится.

Дальнейшее было еще мрачнее: Родион побросал в стиральную машину одежду, затасканную за неделю. В этом процессе его всегда возмущало, что белые вещи нельзя стирать вместе с черными… Незаметно подошло время обеда, Родион разогрел вчерашний борщ, снова сделал салат, на сей раз – не столь крупно нарезанный и более изысканный, с паприкой и креветками, все съел, помыл посуду. Все-таки – тоска…

Когда дневной спектакль, где Машу таскали и кидали на пол в виде куклы Суок, закончился, он позвонил ей на мобильник. Не ответила. Позвонил Зуеву, выяснилось, что «Толстяки» прошли хорошо, никто не забыл текст, никто не потерял сознание. По расчетам она должна была уже вернуться домой. Телефона в старом доме, где она квартировала, не было. Родион переоделся и вышел, поймал такси и быстро домчался до ее дома. Хозяйка сказала, что Маша не так давно вернулась с работы, но пробыла недолго и снова ушла. Может быть, просто до ближайшего магазина?

Родион стоял посреди старого, заросшего высокой травой двора и раздумывал, в какую сторону пойти. Снова вызвал номер Маши – нет ответа. Вдруг он услышал слабый, хорошо знакомый звук – «Лебединое озеро», увертюра… Он невольно глянул на окошко Машиной комнаты, выходящее в палисадник с цветущими пионами. Это сигналил ее телефон, забытый где-нибудь на столе. Такое могло произойти с кем угодно, только не с Машей: она никогда не расставалась со своим маленьким серебристым аппаратом, выключить могла, но вообще не взять с собой?

Родион вышел на улицу, посмотрел по сторонам, повернул налево и двинулся вдоль трамвайных путей. Миновал несколько кварталов, повернул обратно. И вдруг он увидел ее…

Его невеста шла по тротуару в тридцати шагах впереди – наверное, свернула из переулка, иначе бы он давно заметил ее.

Родион ринулся было к ней, но передумал и пошел на некотором расстоянии, по другой стороне улицы. Проехал трамвай, на несколько секунд скрыл быстро идущую фигуру. Что-то в ней показалось ему странным…

Так они прошли квартал, разделенные пунктиром уличного транспорта, желтое короткое платье то и дело появлялось за стеклами машин…

Мужчины оглядывались на нее, оглядывались и женщины. Родиону льстило, что его девушка такая красивая, но вдруг он понял, что смотрят на нее совсем по другой причине.

Кукла! – мелькнуло у Родиона в голове, – кукла Суок.

Маша двигалась, как автомат, мерно размахивая руками – неужто еще не вышла из роли по системе Станиславского?

И куда она, собственно, идет? Родион думал, что нагонит Машу и объявится, когда она свернет на свою улицу, но Маша пролетела поворот, пересекла Некрасова и невозмутимо двинулась дальше.

Желтое, как цыпленок, платье… Почему он раньше не видел его на ней? Вдруг она нарядилась, чтобы встретиться с кем-то другим, вдруг у нее свидание?

Родион в который раз испытал приступ ревности. Вся эта целомудренная идея с самого начала была ложной: просто у нее есть другой, и они оба смеются над ним. Вот откуда взялась ее скрытность! А мобильник она оставила дома, чтобы он не докучал ей.

Родион чувствовал себя идиотом и подлецом: получается, что он следит на улице за своей любимой девушкой, подозревая ее в измене. Он ускорил шаги, намереваясь тотчас нагнать Машу, но в этот момент она вдруг обернулась, будто почувствовав затылком его взгляд, но не остановилась, а, кажется, даже ускорила шаги.