Сергей Дубянский - Деревянный каземат

Аревик давно разлюбила смотреть в окно, потому что через него не было видно, ни неба, ни деревьев, а лишь стенки неглубокого бетонного колодца, закрытого решеткой, в котором прятались облезлые дворовые кошки: летом – от жары, а зимой – от колючего ветра. Еще, если задрать голову вверх, в поле зрения могли возникнуть чьи-нибудь ноги, но они тут же исчезали, унося своих владельцев дальше, по одним им известным, наверное, интересным делам. Ноги мелькали всего несколько секунд, зато кошки взирали на нее постоянно ничего не выражающими, будто искусственными глазами.

Как правило, Аревик даже не отдергивала шторы, замыкая пространство комнаты в мертвенном люминесцентном свете, разглядывая, либо старый шкаф с застекленными дверцами, в котором хранилась документация ЖЭУ-24, либо опускала глаза к столу и тогда сталкивалась со страстным взглядом Антонио Бандероса. Но Бандерос был отделен от нее толстым стеклом, и Аревик никак не могла до него добраться, как, впрочем, и до медведей, встречавших утро в сосновом бору, и до русалочки, скучавшей на камне возле далекого города Копенгаген (она уже не помнила, откуда взялась у нее такая экзотическая открытка).

Однако время, когда можно бесцельно блуждать взглядом по этой изрядно надоевшей обстановке, наступало лишь ближе к обеду – с утра же, каждый день Аревик не переставала удивляться, насколько часто ломаются у людей унитазы, «вылетают» пробки на щитках и текут трубы. Как они, вообще, умудряются жить в таких экстремальных условиях? У нее почему-то, слава богу, ничего не ломалось, тьфу-тьфу-тьфу…

Аревик посмотрела на часы, висевшие напротив. Они спешили ровно на четыре минуты, но что такое четыре минуты, если за дверью уже слышались недовольные голоса, сообщавшие (пока лишь друг другу) о своих бытовых проблемах? Четыре минуты, и поток недовольства выплеснется на нее. И что она может ему противопоставить? «Гвардию» из четырех сантехников (один из которых, законченный алкоголик) и двух электриков?.. Хотя даже не так, ведь распоряжаться персоналом – это вне ее компетенции; для этого есть Анатолий Борисович, занимавший большой кабинет в другом конце коридора. На своем уровне он был почти всесилен и мог запросто сказать: – Этой склочнице делать не будем – пусть посидит недельку без воды, пока не поумнеет. Но он ведь не видел глаз «склочницы» и не знал, что у нее маленький ребенок, которого надо купать ежедневно. Конечно, дело, именно, в этом – а так, Анатолий Борисович очень даже симпатичный, и жены у него нет. Только кому от этого легче?..

Дверь приоткрылась и в нее просунулась седая голова.

– Уже девять. Работать пора, девушка.

– Входите, – Аревик раскрыла журнал регистрации заявок.

Мужчина возник целиком – такой официальный, в костюме с галстуком, словно пришел не в ЖЭУ, а на какой-нибудь прием; только глазки у него были язвительные, и нижняя губа чуть подрагивала от недовольства.

…Точно, сортир засорился, – решила Аревик, – дерьмо из него так и лезет…

– У меня унитаз течет! – сообщил мужчина гневно, – я вам звонил; мне обещали, но никто не идет. Это безобразие!

Аревик внутренне улыбнулась своей профессиональной интуиции, но на посетителя взглянула строго, причем, вовсе не потому, что не хотела войти в его положение. Будь ее воля, она б им всем поставила золотые унитазы…

– Мужчина, не шумите, – сказала она, – вас тут, вон, сколько, а слесарей у нас всего четверо. Ваш адрес?

Мужчина назвал. Аревик вспомнила, что, действительно, кто-то звонил несколько дней назад, но тогда она не расслышала номер квартиры, а переспросить не успела.

За тонкой фанерной перегородкой что-то упало, и послышался залихватский мат – так мог ругаться только Виталик. Даже Анатолий Борисович не раз объяснял ему, что рядом все-таки работает женщина, но тот лишь делал удивленное лицо, видимо, не понимая, как еще можно выражать свои мысли. Аревик уже привыкла к крепким выражениям и не только не обращала на них внимания, но иногда даже ловила себя на том, что порой не прочь и сама послать кого-нибудь.

– Виталька! Твою мать, где мои ключи?! Ты вчера тут порядок наводил!.. – это был уже голос Володи. Вечно у него все терялось, но Аревик почему-то казалось, что ему просто не хочется идти на вызов. Володя заочно учился на менеджера и поэтому «ковыряться в дерьме» являлось для него занятием унизительным, но временно необходимым. Так он сам говорил, а Аревик считала, что с его взглядами на жизнь, даже получив диплом, он все равно будет продолжать ковыряться в дерьме.

– Вон лежат, блин, за сваркой! Совсем ослеп?

Опять что-то загрохотало – похоже, кто-то копался в сгонах, кучей сваленных в углу.

– Кстати, сварка сегодня никому не нужна? – спросил Валерий Сергеевич, пожилой и наиболее рассудительный из всех. У него имелась жена и двое детей, поэтому без дополнительной платы он за работу не брался, зато и делал все на совесть, не в пример молодым.

– А хрен его знает, Сергеич, – небрежно бросил Виталик, – это, смотря, что чеченка нам сегодня нарисует.

– Не чеченка она, а армянка, – в очередной раз поправил Сергеич, – кстати, Аревик по-армянски – «солнышко».

– Хрен с ним, с солнышком – все равно чеченка…

– Сергеич, откуда ты все знаешь? – удивился Володя.

– Я, между прочим, жизнь прожил, – ответил тот назидательно, – и не всегда в подвале сидел. При социализме я на заводе наладчиком работал – куда только судьба не заносила.

– Во, отрывался, небось! – громко захохотал Виталик, – бабы в командировках халявные… слушай, а чеченок трахал?

Аревик бесило, когда ее называли чеченкой, и не потому что она плохо относилась к этой нации – просто в последнее время подобное сравнение воспринималось как оскорбление, хотя, чем основная масса чеченцев хуже основной массы тех же русских, она не понимала. Но еще больше ее возмущало мерзкое слово «трахать». Разве можно так говорить об отношениях мужчины и женщины? Когда-то давно она даже съездила Виталику по физиономии, но потом привыкла.

– Бывало, и «чеченок», – Сергеич усмехнулся (Аревик, вроде, даже видела его хитрое лицо).

– Ты – гигант, – протянул Володя задумчиво.

– Но они ж, небось, не все такие уроды, как наша, а, Сергеич? – заинтересовался Виталик.

Кровь бросилась Аревик в лицо. Хорошо еще, что перед ней уже стоял не тот разгневанный мужчина, а бабулька, у которой срезали электрический счетчик. Она была настолько ветхой, что, пожалуй, и не слышала разговора, иначе…

– Вот, как думаешь, нашу-то кто-нибудь трахает, страшную такую? – продолжил мысль Виталик.

Аревик почувствовала, что вместе с алой краской к глазам поднимаются слезы. Ну да, она и сама знает, что не красавица. Особенно, это родимое пятно, занимавшее половину щеки; и от «кавказского» носа, конечно, никуда не денешься, зато какие у нее огромные черные глаза! А, вот, пятно… Ведь когда она родилась, его не было, а потом почему-то проявилось, становясь все ярче, пока не обрело ужасный бордовый цвет. Если б не оно, она б, наверное, вышла замуж, ведь когда мужчины видят ее сзади, многие пытаются познакомиться, но стоит ей обернуться…