Сергей Дубянский - Госпожа Клио. Заходящее солнце

Виталий собрал колесо Фортуны, тщательно отскоблил сохранившиеся с прошлой «экспедиции» египетские иероглифы, освободив место для новых символов, которых-то у него и не было. В этом заключалось его открытие, сразу ставшее проблемой – все имевшиеся источники безоговорочно заявляли, что у инков не существовало письменности, а ведь только с ее помощью можно было использовать колесо Фортуны. Не зря ж перед Египтом пришлось тщательно изучать переводы папирусов, пока не удалось хоть как-то вразумительно сформулировать свое желание. (С кем велась эта «переписка», Виталий не знал, ведь не он изобрел сие чудо, то ли техники, то ли магии – он лишь построил его по старинным описаниям, которые все считали глупой легендой).

Теперь он смотрел на пустые сектора магического круга и безуспешно пытался сообразить, чем их можно заполнить, если «умные» книжки гласили, что общались инки на каком-то языке кечуа, а создать для него письменное отображение так и не удосужились. У них, якобы, имелись специальные люди, называвшиеся «пакарискап вилья», которые выучивали необходимую информацию наизусть и передавали ее своим детям; те, соответственно, своим, и так должно было продолжаться вечно.

…Но это же абсурд!.. – Виталий обхватил голову руками, словно спрессовывая бессистемные мысли. В тишине монотонно тикали часы, каждым прыжком секундной стрелки все дальше отодвигая от него глупых безграмотных индейцев, – а если эпидемия или война? Все эти «вилья» умрут, и что? Неужели они не думали об этом? А ведь в остальном, были весьма развитой цивилизацией. У них существовал календарь; они вели учет государственных запасов, от продовольствия и одежды до военных трофеев (пусть это жутко громоздкая система, где узелки показывают числа и разряды чисел, но она была!..); имелась почти социалистическая система распределения… а, вот, на письменность ума не хватило! Полный бред!..

Виталий откинулся в кресле, как всегда делал перед началом рабочего дня, и тут же испытал давно забытые ощущения, когда неведомая энергия перетекает в твое тело, наполняя его силой и могуществом. Состояние было совершенно потрясающим. …Какой же я глупец, что послушал «рыжую»!.. Нет, я не глупец – она просто запугала меня. Но страх ведь всегда проходит… со временем все проходит – даже само время, и остается только истина… а истина в том, что, если мне это дано, значит, я должен это делать!.. Перед ним стали снова появляться и исчезать незнакомые лица, только теперь они, скорее, напоминали живописные маски в обрамлении уборов из ярких перьев; правда, среди них попадались и другие – в блестящих железных шлемах… Виталий открыл глаза.

…А откуда все черпали информацию об инках? От испанцев! А испанцы могли ж и наврать!.. Везде ведь пишут, что Писсаро и его команда тоже были неграмотными, а писали историю конкисты с их слов монахи, спустя годы. Тогда, во-первых, Писсаро мог просто не понять, что перед ним библиотека, и уничтожил ее за ненадобностью; а, во-вторых, знаем мы, как монахи пишут историю – зачем им сохранять культуру и религию иноков? Историю той же России сотни всяких летописцев столько раз переделывали, что и концов-то уже никто найти не может, а там горстка бродяг! Да они такого наплетут!..

Чертовы испанцы… Стоп! А если попытаться проникнуть туда через них?.. Тем более, испанский я помню с университета довольно неплохо… Конечно, за века язык изменился, но, если не в книгах, то в Интернете можно найти все, что существует в принципе! Ай да, я!.. – Виталий перебрался к компьютеру, и пока тот грузился, сладко потянулся, – сейчас попробую расписать, что хочу стать не наблюдателем, а участником событий!..

Виталий тронул «мышь», и курсор испуганно дернулся.

Найплам решил, что пришло время просыпаться. Он сел на каменном ложе, которое тысячи ночей полировал своим телом. Бледный свет, еле пробивавшийся сквозь щель, служившую ему входом, не давал представления о времени суток. Впрочем, естественные процессы его и не интересовали. Какая разница, солнце или луна занимали место на небосводе – главное, чтоб Крылатый Змей не приблизился к земле, как случилось однажды много лет назад. Тогда с грохотом рушились горы, вода и огонь бились между собой, пожирая сушу… На его памяти такого, правда, не случалось, но это потому, что ежедневный ритуал он исполнял неукоснительно, и у Ланзона не появлялось повода, гневается и призывать Змея.

Привычным движением Найплам нащупал сосуд, в котором хранил кровь черной ламы. Ее хватало ровно на тридцать два дня. Таким образом, в год приходилось убивать восемь лам, и еще четыре дня Ланзон, как все люди и боги, голодал, обновляя мысли и чувства. Сегодня, как раз, тридцать второй день, а значит, жители Чавина [4]должны привести к нему черную ламу.

Найплам поднял опустевший сосуд, сунул в него руку и собрав со дна загустевшие остатки крови, подошел к мрачной фигуре, будто выросшей из пола. Она напоминала острый кинжал, вонзившийся в тело земли. А, может, Ланзон – это и есть кинжал, лишь перед своим жрецом, принимающий человеческий образ?.. Проверить это было невозможно, ведь никто из обычных людей не осмелится спуститься в святилище. Они приходят в нужный день, молча привязывают ламу и уходят так, чтоб Найплам их даже не заметил, иначе может разгневаться Солнце, которому все они поклоняются. Ланзона же они просто боятся.

Однажды, когда Найплам был маленьким, его тоже отправили, отвести к святилищу черную ламу, а он из детского любопытства просунул голову в темноту и услышал голос. Он решил, что голос принадлежит самому Ланзону (это сейчас Найплам понимал – то был голос жреца) и спросил – кто сильнее, Солнце или Ланзон? Голос ответил, что Солнце обязано каждый день работать, освещая и согревая землю, чтоб Ланзон мог потреблять ее плоды, а когда он недоволен работой, то наказывает Солнце, закрывая его черными тучами и запрещая общаться со столь дорогими ему людьми. А еще Ланзону подчиняется Крылатый Змей, который, как и Солнце, движется по небу, а когда они встречаются, затмевает Солнце своим блеском; его огненный хвост может запросто уничтожить, и Солнце, и Луну, и Землю.

– Вот и решай, кто сильнее, – закончил голос, и Найплам решил. Потому он здесь, и сколько прошло с тех пор, уже никому неведомо.

Найплам приложил к статуе липкие руки. Холод побежал по телу, передавая ему твердость камня; губы прильнули к шершавой поверхности, а мысли унеслись в бездонную темную пропасть, олицетворявшую вечную жизнь. В этой черноте, сменяли друг друга картины кровопролитных сражений, стихийных бедствий, поглощавших целые города и топивших крошечные плоты – люди умирали тысячами, и Ланзон принимал их всех в свое чрево, чтоб потом отрыгнуть в другую жизнь, дав снова глотнуть воздух, и со смехом, содрогавшим землю, забирал обратно. Найплам знал, что процесс этот бесконечен…