Галина Островская - Талисман жены Лота

– Хорошо, едем в ресторан, – резко изменила курс Аглая. – Нет, в маленькую кафешку, где ни людей, ни музыки.

...Вульф смотрел на Аглаю, которая беспрестанно курила и думала о чем-то своем.

Она заказала кофе, но не выпила его. Потом попросила коктейль. Затем сказала, что голодна. Он предложил ей выбрать рыбу, которая – она заявила – слишком костлявая, хотя он всегда полагал, что этот вид как раз и не имеет мелких костей.

Она попросила принести еще кофе, отодвинув чашку с остывшим.

– О чем ты думаешь? – спросил он, накрыв ее руку своей.

Она вскинула глаза, и, сверкая яркими точечками опрокинутых внутрь вопросов, долго смотрела на него. Наконец, спросила.

– Что ты хочешь от меня? – раздельно произнося каждое слово, спросила она.

– Я? – переспросил он.

– Ты! – грубо ответила Аглая.

– С чего ты взяла? – попытался удивиться он.

– Я? – возмутилась Аглая. – С чего я взяла? С потолка!

Вульф растерянно улыбнулся.

– Так, я слушаю, – торопила она собеседника.

– Аглая, я не понял твоего вопроса, – ответил он. – У дядюшки есть...

– Я спросила, что – ты! – хочешь – от меня? Непонятно?

– Нет, – мягко мотнул головой Вульф.

– Нет? – переспросила Аглая. – А мне – понятно.

– Что тебе понятно? – переспросил он.

Аглая блефовала, но видела, что и сидящий напротив в раскованной позе человек – тоже... Тоже блефует. Вот только почему? Что ему от нее надо? Откуда она его знает?

Она спросила наугад:

– У твоего дядюшки есть ковровый магазин в Иерусалиме?

– У него много всяких магазинов. Наверное, есть и ковровые, – спокойно ответил тот, про себя вспомнив недобрым словом приемного дядюшкиного сына Давида, которому доверили незаметно задержать Аглаю на два часа – всего на два часа! – чтоб Старик сам – своими глазами! – мог удостовериться в идентичности талисмана, висящего на шее этой симпатичной русской, тому, другому, что был когда-то символом и залогом процветания рода. Талисману, с потерей которого начали возводиться один за другим сырые семейные склепы.

– Мне не нравится это место, – сказала Аглая.

– Мы можем пойти в хороший ресторан, – предложил ей Вульф.

– Да, пожалуй, я действительно голодна.

По сверкающему вечернему Тель-Авиву, вдоль машущих рекламными щитами улиц они ехали в сторону моря.

...Аглая указала на столик в центре зала и, не читая меню, заказала парочку самых дорогих блюд.

Время двигалось как-то зигзагообразно, словно убегало от гончих собак.

Ей казалось, что она слушает Вульфа, но он практически ничего не говорил. Она что-то рассказывала сама, но, хоть убей, не помнила, что.

В ресторане начали появляться люди.

«Свои», – узнала Аглая по одежде, выбору спиртного и манере чокаться.

Все туже затягивались петли бегущего времени. Все отчаяннее пыталась Аглая связать хоть что-нибудь воедино. Голос, Содом и Гоморру, женщину, на медово-липкой коже которой висел ее талисман... Она искала в глазах сидящего напротив мужчины хоть какой-нибудь ответ.

Но там были только отблески огней, сияющих в потолочных люстрах, очень похожие на зевы костров.

И – жажда прикоснуться к ее внезапно потрескавшимся губам. Это Аглая видела хорошо: в таких вещах она не ошибалась. Она только не могла понять, в какой момент все так сильно перевернулось в их отношениях. Там, в Кейсарии, ничего подобного не было. Не только с ним, с ней – тоже. Не в берлоге же полоумной старухи произошла эта незримая метаморфоза...

Она вышла в холл. Там курил дорогую сигару большой золотой телец из-за столика напротив. Он оценивающе рассматривал ее в отражении стенного зеркала, перед которым она вертелась, выискивая собственные дефекты. Медленно и раскачисто подошел, хлопнул рукой по плечу, сказал по-русски:

– Чего ты с этим жмуриком скучаешь? Двигай к нам за столик, повеселимся.

– Ты думаешь, мне с тобой будет приятнее? – заинтересованно спросила она, рассматривая пуговицу на его еле сходящемся пиджаке.

– Понятно, – самодовольно ответил поросеночек (так его при ближайшем рассмотрении увидела Аглая).

– А я – не знаю, – развела Аглая руками и упорхнула.

Оркестр выскрипывал танго. Аглая ковырялась вилкой в огромной тарелке салата с пышными листьями хасы и какими-то древесными палочками. Она не пила – голова и без того кружилась, и внутренний стержень, который обычно был жестко зафиксирован и делал только вращательные движения, пусть и лихорадочно-быстрые, начал клониться тонким веретенным концом в напротив горящие глаза.

– Можно вашу даму?

Поднахрюкавшийся поросеночек был все-таки хорош. Прост, незатейлив и производителен. Такой сначала танцует, потом, без лишних движений, имеет. Всегда и сразу платит: ласковым словом или деньгой. Смотря что есть в наличности на сегодняшний день. А самое главное – не склонен к иезуитству.

Вульф посмотрел на Аглаю, та легко встала и, напевая на ходу, пошла в еще незаплясанное сегодня пространство. Смычки скрипок вошли в ее жилы, и она красиво и потактно протанцовывала все разгорающуюся страсть...

Партнер, держащий ее в объятиях, тоже очень старался и оказался не так неуклюж, как можно было бы предположить.

Музыка смолкла, и Аглае было сделано предложение:

– Давай с тобой сегодня покувыркаемся?

Аглая, не задумываясь, ответила:

– Это тебе будет очень дорого стоить.

– У меня есть деньги, – обрадовано похлопал себя по левой груди Коленька, не заметив, как оказался в одиночестве.

...В глазах Вульфа дыбилось недоумение. В Аглаиных сияла невинность.

– Пойдем, – предложил он, отодвигая тарелку.

– Нет, – отмахнулась женщина, – я голодна.

Принесли мельхиоровую чашу с горячим. Аглая задумчиво рассматривала клубящийся над крышкой пар.

С пузатой бутылкой в руке к столику направлялся вытертый от пота и причесанный танцор.

– Можно? – спросил он, плюхнувшись на стул.

Аглая быстро положила свою руку на руку Вульфа, предупреждая протест, и кивнула в знак согласия.

– А твой-то говорит по-русски? – круглыми голубыми цветочками посмотрел на суровеющего аристократа ярославский Коленька.

– Только на латыни. В совершенстве владеет немецким, английским, французским, испанским, итальянским. Сведущ в древнегреческом и латыни. Русский выучит на днях, – скороговоркой проговорила Аглая.

– Ну, на иврите-то балякает? – разочарованно протянул Коленька и повернул свою розово-курносую мордаху к германскому поданному. – Ма шломха? Коль беседер? Ани роце лиштот баяхад. Ата мевин? [1]

Аглая нежно и как-то призывно смеялась, любуясь на эту столкнувшуюся за заставленной дорогой едой скатертью абсолютную несовместимость миров.

В действительности, она специально провоцировала ситуацию и ждала, когда Вульф хоть чуть, хоть самую малость, но – промахнется. Пусть абсолютное безмолвие его эмоций – холодный камень чувств – лед в душе – подтопится. Чтоб она успела – пусть ненадолго! – на секунду! на миг! – заглянуть в щелочку, понять истинное намерение коллекционера древностей. Что ему нужно от нее? Что?