Нэнси Килпатрик - Векы барбат

Нита понуро сидела за исцарапанным столом, изучала черные бороздки, оставленные на нем ножами, ручками и твердыми, как когти, ногтями, и думала о словах и символах. Ближе к центру виднелись буквы И. Х. и схематичное изображение глаза с длинными ресницами, который казался то загадочным, то безумным, в зависимости от того, какое направление принимали мысли девушки. Ближе к правому краю Нита разглядела что-то вроде уродливого пениса — грубый рисунок дополняли два клыка и глубоко врезавшаяся в древесину столешницы надпись «Укуси меня». Поверх всего протянулись буквы к-a-с-, «дом» по-румынски.

— Мы почти готовы, — сказала доктор Зауэрс, как показалось Ните, несколько грубовато. Затем добавила: — Сиди лините!

Она перешла на родной язык Ниты, словно так приказ сидеть спокойно имел больше силы. На самом деле врачу не нравилось, что в комнате находится посторонний, к тому же она беспокоилась, как бы пациентка не начала вести себя «плохо», вопреки всем сделанным предупреждениям. Не то чтобы у Ниты была такая возможность. Даже если бы на нее не надели ручные и ножные кандалы, ее так напичкали подавляющими эмоции лекарствами, что девушке казалось, будто само ее сердце сковано тяжелыми цепями. Зауэрс всегда все держала под контролем, и Нита, к своему ужасу, быстро поняла, что это представление тоже пройдет под управлением врача.

Внезапно на сердце у нее стало еще тяжелей. Что бы ни произошло, сейчас все стало только хуже. Ей было так одиноко. Она не знала, сможет ли еще раз рассказать о том, что с ней случилось. В первый раз ей никто не поверил. И сейчас никто не верит. Или не хочет верить. Как же она скучала по дому!

Она посмотрела на доктора Зауэрс, но та, занятая настройкой видеокамеры, не ответила на ее взгляд. Наконец старшая женщина повернулась к стоявшему у двери седоволосому мужчине; на вид ему было не больше сорока, и с Нитой его еще не знакомили. Словно почувствовав ее неуверенность, он посмотрел на Ниту и мягко улыбнулся ей, затем перевел взгляд на Зауэрс и сказал по-английски:

— Проверьте заодно и звук.

Зауэрс, нахмурившись, покрутила рукоятки на треноге, навела объектив небольшой видеокамеры, проверила заднюю панель устройства и убедилась, что Нита находится в фокусе. А что, если объектив — это глаз всевидящего сурового Бога? Длинный твердый ноготь врача дважды ударил по кнопке на корпусе камеры. Быть может, Зауэрс тоже призывала Бога обратить на них внимание!

— Все в порядке, — отрывисто бросила Зауэрс и торопливо отошла от оборудования. Она нетерпеливо посмотрела на наручные часы с большим циферблатом. — Пора начинать.

Голос ее звучал так, будто Нита или, быть может, седоволосый мужчина специально задерживали ее.

Врач села справа от Ниты, мужчина в хорошо подогнанном сером костюме занял стул напротив нее, так что оба они оставались вне зоны охвата видеокамеры. «Хоть в карты играй», — с издевкой подумала Нита. В памяти всплыли старые потертые колоды карт в руках собравшихся за выпивкой мужчин из ее деревни. Эти образы быстро исчезли, вытесненные потускневшими пастельными изображениями на больших картах, которые ее бабушка — ее буник — хранила завернутыми в грязный кусок зеленого атласа. Сверток бабушка зарывала в жирную бурую землю и ставила поверх камень, словно это была могила с беспокойным мертвецом. Нита хорошо помнила только одну карту, черно-бело-серый рисунок с несколькими кроваво-красными мазками. Буник не раз повторяла, что карту нарисовали пять веков назад, если не больше. Danse Macabre, вот как она ее называла. Отвратительный скелет с прилипшими к черепу клочками волос и остатками мяса на костях одной рукой вцепился в богато разодетого короля, а второй обнимает за талию крестьянку в тряпье, и все трое изображены словно бы в движении. Ните казалось, что король и женщина пытаются убежать от скелета, но буник считала по-другому: «Он ведет в танце. Рано или поздно мы все с ним станцуем».

Воспоминания о пугающем и одновременно чарующем изображении и грубоватом, но успокаивающем голосе буник вызвали на лице девушки улыбку. Она настолько погрузилась в свои мысли, что пропустила первую часть речи сидевшего за столом мужчины, в том числе и его имя.

— … И, насколько я понимаю, вы говорите по-английски. Я — психолог-бихевиорист из Международного Исследовательского Центра по изучению преступ…

— Но я не преступница, — ровным голосом сказала Нита.

— Ты содержишься в заведении для признанных невменяемыми преступников, — напомнила доктор Зауэрс, словно Нита могла забыть суд, тюрьму, а теперь и больницу, унижение, отчуждение, все, что с ней произошло.

Она отвернулась от Зауэрс и посмотрела в холодные пепельно-серые глаза мужчины, напомнившие ей о зимнем небе над суровыми горами вокруг ее деревни. Неприступные, непоколебимые горы, которые некогда вознеслись над поверхностью земли в потоках рыжей и красной магмы и устремились к снежным тучам, подобно сталагмитам пронзили серо-голубую высь и в конце концов подчинили небеса почве, скальным породам и деревьям, способным выжить в суровом климате. Горы — свидетели древних катастроф. Они существовали до нее, и до ее бабушки, и до ее прапрапрапрабабки…

В конце коридора прозвенел звонок, заставив Ниту вздрогнуть. Украдкой она оглядела окружавшую ее стерильную комнату, единственным украшением которой был мертвый блеск нержавеющей стали, единственным признаком жизни — трупная белизна. Нет, совсем не похоже на горы. Здесь у нее почти не было сил; Нита опустила взгляд на колени, на скованные запястья и маленькие бледные руки, которые она стиснула так, словно им больше не за что было ухватиться, не во что вцепиться, и только сжав их между собой, можно было удержать душу в теле.

— Мы здесь не ради юридических формальностей, — седой мужчина, чье имя она не расслышала, подчеркнул успокаивающий тон своих слов легкой улыбкой. Но Нита знала: оба сидящих с ней в комнате человека считают ее не только виновной, но и сумасшедшей. Неизлечимо сумасшедшей. Тут уж ничего не поделаешь. Буник верила, что чужую точку зрения нельзя изменить словами — только действиями. «Доверяй только тому, что можно пощупать, понюхать или попробовать на вкус», — говорила она. — «В чужую голову ты не залезешь».

— Вас зовут Луминита, верно?

— Все называют меня Нита.

— Да, уменьшительная форма. Очень мило. Что означает «Луминита»? Что-то связанное со светом?

— С румынского это переводится как «маленький свет».

— То есть, яркая личность?

— Да. А также тот, кто освещает путь остальным.

— Светоч.

Нита с тоской вспомнила свою