Вольфганг Хольбайн - Анубис

— Нет, — со смехом возразил Том. Могенс не мог бы с уверенностью сказать, в чем заключалась разница, но уже в следующий момент Том снова казался застенчивым бледным юношей — которому до мужчины оставалось больше лет, чем отделяло от детства, — смотрящим широко открытыми любопытными глазами на мир, которого он не понимал и которому доверял больше, чем того следовало. — Я просто беспокоюсь о вас, профессор. Знаю, это не совсем мое дело, но… — Он тщетно поискал слова и наконец, пожав плечами, сказал: — Вы не такой, как доктор Грейвс и другие.

— Не такой?

Дверь распахнулась, и ворвался Грейвс. Его лицо побагровело от бешенства, и он с такой силой захлопнул за собой дверь, что Том испуганно вздрогнул и вскочил со стула.

— Проклятые земляные черви! — лютовал он. — Ни разу… — Он оборвал себя на полуслове и полушаге и быстро завертел головой из стороны в сторону. Могенсу стало ясно, что одним-единственным взглядом Грейвс охватил не только все помещение, но и всю ситуацию. Под конец его взгляд уперся в покрытые засохшей грязью туфли Могенса, которые валялись на полу у кровати.

— Ты уходил из лагеря, Могенс? — спросил он и, не дожидаясь ответа, развернулся к Тому. Не то чтобы гнев в его глазах усилился, но явно получил другую окраску.

— Том! — набросился он на мальчишку, — я же велел тебе информировать профессора Ван Андта, что никто не должен покидать территорию без моего специального распоряжения!

— Он сделал это, — поспешно вступился Могенс за Тома еще до того, как тот попытался защититься.

Грейвс задумчиво сдвинул брови, и Том на полсекунды явно потерял самообладание, потому что посмотрел на Могенса совершенно растерянно, что, конечно, не укрылось от взгляда Грейвса.

— Это не его вина, — категоричным тоном продолжал Могенс. — Том уже по дороге сюда поставил меня в известность о твоем пожелании. — Он сел в постели, с трудом преодолевая искушение плотнее закутать плечи одеялом, когда почувствовал холодок, пробежавший по спине. Вместе с Грейвсом в дом ворвался поток ледяного воздуха, и все же Могенс не был уверен, от него ли его пробила дрожь. Возможно, причина крылась в ледяном взгляде, которым Грейвс мерил его.

— Значит, недостаточно внятно, — сказал Грейвс тоном, не оставляющим сомнений, как мало он поверил словам Могенса.

— О нет, Том выразился достаточно ясно, — холодно ответил Могенс. — Мне только не понятно, какую роль ты отвел для меня. Я здесь сотрудник или пленник?

Гревс нахмурился еще больше, но не промолвил ни слова.

— Ну? — Могенс встал, завернувшись в одеяло, и с вызовом посмотрел Грейвсу в глаза. — Так кто я здесь?

Губы Грейвса поджались в узкую бескровную полоску. Однако вместо того чтобы ответить, он коротко кивнул в сторону кучи грязной одежды у его ног, при этом ни на долю секунды не выпуская Могенса из поля зрения.

— Что произошло?

— Я был неловок, — ответил Могенс. — Не будь Тома, дело бы приняло куда худший оборот. Ты должен быть ему благодарен, а не делать выговор.

— Ты должен уяснить себе, Могенс, что мои распоряжения имеют под собой основания, — словно не слыша, продолжал Грейвс. — Места здесь небезопасные, особенно для тех, кто с ними не знаком. В эти болота уже забредал не один, кого потом больше не видели. — Он повел плечами, давая понять, что тема исчерпана, и повернулся к Тому: — А тебе что, нечем заняться?

Том исчез так мгновенно, словно растаял в воздухе, не забыв, правда, бросить Могенсу быстрый благодарный взгляд, который так же, как и удивление до того, не остался не замеченным Грейвсом.

— Почему ты его покрываешь? — спросил он Могенса, как только они остались одни. И поскольку вопрос остался без ответа, еще раз пожал плечами и со вздохом продолжил: — Ты симпатизируешь парню, могу понять. Он всем нравится. Малый он неглупый и на редкость приятный. Но ему нужна твердая рука. И я не люблю, когда кто-то братается с моими работниками. — Он предупредительно поднял затянутую в перчатку руку, видя, что Могенс готов вспылить. — Не позднее чем через час ты поймешь, почему я настаиваю на этих мерах безопасности. — Он огляделся. — У тебя еще остался кофе для бывшего сокурсника?

Могенс умышленно проигнорировал его примирительный тон, равно как и попытку изобразить на лице улыбку. Попытка так и осталась попыткой. Лицо Джонатана Грейвса было не из тех, что способны на улыбку.

— Посмотри в кофейнике, — Могенс мотнул головой в сторону стола. Потом сбросил одеяло, наклонился к своему чемодану и открыл его, чтобы достать свежее белье и костюм.

— Тебе вовсе не обязательно облачаться в выходной наряд, — посоветовал Грейвс, который гремел у него за спиной посудой. — Нам придется пробираться через… некоторым образом непроходимую местность.

Могенс отметил намеренную заминку в высказывании Грейвса, ему было ясно, что она служила одной-единственной цели: спровоцировать его на вопрос. Но он не доставил ему такого удовольствия и упорно не издавал ни звука, правда, к совету прислушался и выбрал самые простые вещи из своего более чем скромного гардероба.

Переодеваясь, он слышал, как Грейвс налил себе кружку кофе и уселся за стол. По его молчанию Могенс понял, что тот ожидает от него вполне определенной реакции или хотя бы вопроса. Может быть, он и сделал бы ему такое одолжение, если бы нечаянно не поймал уголком глаза выражение лица Грейвса. Это было лишь смутное впечатление, видение, мелькнувшее на тонкой грани, где реально зримого уже недостаточно и оно дополняется информацией, извлеченной из памяти — или фантазий, — а в этом случае совершенно очевидно, что именно из его фантазии. Ибо то, что Могенс увидел на одно короткое ирреальное мгновение, не было лицом Грейвса, ему привиделась кошмарная личина, которая имела лишь поверхностное сходство с человеческим обликом. В чертах Грейвса промелькнуло нечто хищно-звериное, дикое, что обычным образом скрывается за человеческими чертами, а теперь в определенный момент и под определенным углом зрения оно проглянуло из-за обыденного и привычного. И возможно, в этот самый миг Грейвс впервые показал, чем он был — не кем выглядел, а именно чем был: особью рептилии, которая притаилась и ждет подходящего момента, чтобы напасть.

Разумеется, то, что он видел, на самом деле не было Грейвсом. Это было то, что он хотел увидеть: образ доктора Джонатана Грейвса, который он нафантазировал себе за прошедшее десятилетие, квинтэссенция долголетней ненависти, униженной гордости и самоедства. Могенс полностью отдавал себе отчет, что это игра его воображения и он сам виноват в том, что несправедлив по отношению к Грейвсу. И все-таки именно из-за этого короткого смутного видения он и не мог ответить Грейвсу, а воспользовался ситуацией, чтобы затянуть переодевание сверх необходимого. Даже в собственных глазах он выглядел непроходимым глупцом, оттого что ничего не мог поделать со своими детскими страхами, однако его сердце бешено колотилось, когда он наконец закончил и повернулся.