Ганс Эверс - Пражский студент

— Ах, мой платок! — вскрикнула она. — Благодарю вас!

И еще раз протянула ему руку, которую он нежно поцеловал.

Балдуин долго стоял и смотрел вслед коляске. Сердце его готово было выскочить из груди. Он не слышал вокруг прощаний, смеха, стука колес... Исполнившись тихого блаженства, он, наконец, повернулся и зашагал обратно во дворец. Взошел на залитую лунным светом галерею вокруг первого этажа. И долго смотрел на чудесную лунную ночь. Издали еще доносились шум экипажей и выкрики возниц. Резким движением головы Балдуин откинул со лба прядь волос, счастливо вздохнул и направился в большой зал.

Кто-то вышел ему навстречу оттуда — бесшумно и медленно... Но не из тех, что съехались на бал, не слуга, — какой-то человек, которому здесь быть не подобало, чье появление таило нечто непонятное и неприятное... Он был одет в старую куртку со шнурками, какие носили в своем кругу студенты, в высокие кавалерийские сапоги, шапочку с козырьком, надвинутую на самые брови... Беззвучно двигалось это призрачное существо навстречу Балдуину. Войдя в лунный свет, тень ночного визитера засветилась жизнью, черты стали рельефными, а глаза буквально вонзились в лицо Балдуина. Тот, дрогнув, зашатался от ужаса и со сдавленным криком упал на колени.

Ибо встречный, который, пряча насмешку в уголке губ, прошел мимо, не издав ни звука, — это был он сам! Это было его другое Я, зеркальный двойник, которого он продал и который теперь во власти Скапинелли жил собственной жизнью... Это был он, Балдуин, часть его души, полнокровная часть его самого; он ее предал, и вот она возникла в глубине ночи, напоминая ему о расплате! Взгляд его зачарованно следовал за удаляющимся образом минувшего, только что обдавшим его в лунном свете страшным стеклянным взором. Призрак неспешно скрылся в стене сада... Балдуин стоял неподвижно, в холодном поту, судорожно сжав кулаки. Сердце глухо билось, удары его отдавались в горле и висках, в ушах гудело, мозг сверлило ужасное видение...

Напиться! Забыть! Он тяжело поднялся с колен, побрел в еще освещенную комнату — а, приемный зал... Слуга, шедший из кухни с подносом лимонада и грога для игроков, испугался, увидев фигуру и особенно лицо Балдуина, побледнел и робко спросил: «Милостивому господину что-нибудь угодно?» Балдуин кивнул, схватил стакан горячего вина и жадно осушил его. Мягкий дурман, чувство сонной отрешенности медленно разливались в его тяжелой голове. Почти бессознательно он прошел в салон. Два-три пожилых генерала и несколько штатских сановников еще продолжали играть. Балдуин хорошо слышал их реплики, но не понимал их. Он уловил изумленный взгляд одного седовласого господина и с испугом прошептал: «Ну и вид же, верно, у меня...» Спохватившись, он вскочил и, пошатываясь, вышел в приемный зал и дальше — в вестибюль. Тут возле него возник фон Даль.

— Да что с тобой, дружище?! — вскричал он. — Ты болен или шампанское в голову ударило?

— Да нет, ничего, все в порядке, — прошептал Балдуин.

— У тебя и волосы испачканы и башмаки в пыли... Где это ты валялся? — улыбнулся ему Даль. И, достав маленькое зеркальце, протянул другу. — Погляди-ка на себя!

Балдуин машинально посмотрел в зеркальце. И увидел только кусок стены вестибюля и оленьи рога на ней — больше ничего...

Хрипло вскрикнув, он отбросил зеркальце, закрылся рукой, словно желая спрятаться, и побежал по двору. Даль еле успел перехватить его и довести до кареты.

Когда Балдуин распрощался с Маргит, Лидушка находилась совсем близко и все видела. Как кошка, проскользнула она мимо галереи. Легкими прыжками понеслась за каретой и коляской Шварценбергов. Оба экипажа быстро катились по озаренной луною улице, все дальше отрываясь от задыхающейся девушки, которая недолго могла гнаться за могучими конями. Но она не сдавалась. Так эта женщина любит ее студента! Цыганка видела, как он писал записку и передавал ее с платком! Узнать, кто она, где она, узнать...

Лидушке повезло — сначала она срезала большой кусок пути, пробежав через дворы, потом экипажи задержались на перекрестке. Девушка почти догнала их, и, хотя тут же упала, споткнувшись о корень дерева, порвала юбку, но уже не потеряла коляску из виду.

Экипажи остановились у ворот парка, когда Лидушка, выбившись из сил, еле дыша, появилась между акациями у поворота дороги к замку.

Маргит молча шла между родителями к дому. Она закусила губку, и легкая складка появилась на ее лбу. У нее только что был короткий, очень неприятный разговор с нареченным женихом.

— Зачем вы компрометируете себя и меня, кузина? — спросил ее барон. — Вы думаете, люди не будут сплетничать, что вы при всех шепчетесь на крыльце с молодым студентом темного происхождения, щеголем, которому Бог весть откуда свалилось в руки неслыханное богатство?

Маргит виновато молчала. Все это было правдой.

— Так не допускайте этого в будущем! — назидательно добавил кузен. — Подобными выходками вы принесете вашей семье мало чести!

Девушка утомилась после бала. Поцеловав мать, она сразу направилась в спальню. Горничная помогла ей раздеться. Маргит бросилась на кровать, и, когда служанка вышла, поспешно схватила дрожащими пальцами ридикюль, вынула платок. Она выдернула булавку, взяла записку Балдуина и прочла:

«Я должен поговорить с вами! Будьте завтра в полночь на еврейском кладбище! Это самое уединенное место в городе, там нас не увидит ни один человек».

Ночная бабочка впорхнула через балконную дверь и закружилась вокруг пламени свечи. Маргит смяла записку — и вновь разгладила ее. Грудь ее бурно вздымалась, в сердце отчаянно боролись противоречивые чувства. «Да, я должна идти!» — прошептала она наконец. Она не подозревала, что снаружи, с ограды сада, за ее тенью в окне неотрывно следит смуглая цыганская девчонка. Когда графиня погасила свечу, Лидушка перебежала сад, взобралась на балкон по прочным стеблям плюща и затаилась у двери.

Скоро в тихой благоуханной спальне послышалось ровное дыхание спящей Маргит. Дверь балкона тихо отворилась, цыганка скользнула в комнату, осмотрелась в ярком лунном свете, быстро схватила платок, булавку и лежавшую рядом смятую записку — и исчезла бесшумно, как и появилась...

Маргит провела следующий день в мучительной тревоге. Утром она сразу обнаружила пропажу. Что же — служанка, ее горничная нашла булавку и письмо? И что это должно означать для нее? Боязливо вглядывалась девушка в лица родителей и домашних. Но ничего подозрительного не заметила; отец и мать были так же приветливы, как обычно...

За волнениями она не заметила, как настал вечер. Когда часы на камине пробили десять, Маргит поднялась и попросила мать позволить ей лечь пораньше. Беспокойно садилась она на постели, подходила к балкону, выглядывала, ложилась снова.