Фёдор Леонов - Секретный пианист

- Майн Гот, ты заболела в дорогу! Лекарств нет, что же будет?

Ей пришлось мочить полотенце в холодной воде и класть мне на лоб. Это, конечно, помогало мало.

Утром ворвались солдаты-конвоиры, и выгнали нас на улицу. Находясь в бреду, я упала во дворе под деревом. Идти дальне не было сил. Смутно, как в замедленных кадрах, помню, что родители пытались поднять меня, объясняли русским, что их дочь больна, но они ничего не понимали - решили, что я умираю, а родителей вместе с братьями подогнали прикладами к крытой машине и затолкали в кузов. Машина быстро уехала в неизвестном направлении.

Тут я не выдержала и заплакала сама... Папа принес из кухни второй стакан с водой, подал мне и зашипел:

- Алдона, Пожалела бы дочь, ей волноваться нельзя.

- Нет, папа, пусть рассказывает все до конца, - промокаю глаза, тоже глотаю водички и заставляю себя успокоиться.

Мама собралась с силами и опять заговорила:

Сколько времени я провалялась на улице - не знаю. Помню, что кое как собралась с силами и буквально приползла в подвал. Там меня и обнаружила женщина – литовка по имени Лайма, которой дали ордер на проживание в нашем доме.

Она знала немецкий язык и поняла, что произошло. Добрая Лайма выходила меня.

Мне повезло. У неё осталась метрика о рождении погибшей дочери. Она не заявляла о смерти своей девочки. Возраст покойной совпадал с моим, и Лайма представила меня новым властям, как свою дочь, после чего прописала в доме. Так я стала Алдоной Локис.

- А как ты выучила русский язык?

- Тоже благодаря Лайме. Я осваивала азы около года. А еще через год уже вполне сносно читала и общалась на новом языке. Параллельно учила и литовский.

- Так вот откуда у меня способность к языкам! Передалась по наследству от тебя! – улыбнулась я.

- Наверное, доченька, может быть... - мама провела рукой по моим волосам, -позже мне даже удалось устроиться на работу и поступить в строительный техникум. Потом я познакомилась с твоим отцом. Жизнь потихоньку налаживалась. Единственное, что меня угнетало - полная неизвестность о судьбе семьи. Все остальное ты знаешь...

После долгого рассказа мама заплакала. В комнате воцарилась тишина.

- Не плачь, все хорошо. Ты жива, здорова и братья нашлись... Кстати, мне очень интересно посмотреть на своих дядюшек.

Тут папа опять зарычал:

- Я всю жизнь был партийным человеком, военным, а женился на немке! Что люди скажут? В голове не укладывается, как дальше жить!

- Папа, успокойся. Партия твоя давно никому не нужна. Это уже история. Теперь все только и норовят поехать за границу, находят своих родственников и живут счастливо. Поедешь в Германию. Что в этом плохого? Радуйся, что так все получилось.

Отец обиженно замолкает.

- Мамуля, когда мы сможем встретиться с твоими братьями?

- Скоро. Но прежде всего, я должна выслать им приглашение.

Готовлюсь к встрече братьев и, в связи с предстоящим радостным событием, очень волнуюсь. Ничего не знала о их существовании, страшно вспомнить, сколько лет. Тогда, в сорок пятом, они были мальчиками, сейчас это взрослые, зрелые мужчины. Как я узнаю их в аэропорту? Внешне это уже другие люди! Что они предпочитают есть, какие у них новые привычки? От постоянного волнения по поводу встречи у меня поднимается давление. Ложусь на кровать и вспоминаю свое довоенное детство: «как хорошо было с мамой, папой, братьями! В большом просторном доме всем хватало места... мама пекла вкусное сладкое печенье с разными начинками – марципаном, вишневым и малиновым джемом. Спокойный и добрый папа большую часть времени проводил в своем кабинете за работой. Он готовился к лекциям по естествознанию. Папа иногда разрешал заходить к нему и брать для чтения интересные познавательные книги о путешествиях. Когда стала постарше, отец давал мне читать Гете, Ницше, Шекспира. Папина библиотека была огромной. А сколько старинных книг в красивых кожаных переплетах, закрытых на бронзовые замки, стояло на полках! Отец постоянно напоминал, что надо не только читать, а еще и стать образованной девушкой. Частенько к нему приходили его несколько любимых учеников, с которыми он дополнительно занимался научной работой. Один из них, по имени Марк, поглядывал на меня многозначительным взглядом и краснел при этом. Явно, что я ему очень нравилась. Проклятая война все испортила!

Мама научила меня неплохо играть на рояле. Я часто музицировала, особенно, когда в доме бывали гости. В теплые дни любила сидеть в увитой плющом беседке, находящейся в отдаленной части сада и писать в своей специальной тетрадке стихи на разные темы. Получалось очень неплохо. Писала обо всем, что видела вокруг - о природе, о людях. Где эта тетрадь теперь?

Воспоминания наслаиваются одно на другое. Вот я гуляю по парку со своей бабушкой – строгой баронессой Врангель, которая часто приезжала погостить из своего поместья под Берлином. Баронесса сидит на скамейке и читает книгу, я играю с подружкой из соседнего дома. Как же ее звали...? Сколько времени прошло! Жаль, что больше не увижу своих бывших друзей и знакомых. А что стало с моей бабушкой? Столько лет жить в неведении, вдали от родных и близких! За что бог дал нам такие испытания?

...Вот мой брат, Рейнхольд, гоняется за собакой во дворе, вот Генрих - самый младшенький, падает с дерева и ушибает руку. Папа строго отчитывает детей за неразумное поведение, а добрая мама лечит ссадины и синяки…».

Голос мужа возвращает меня в реальное время:

- Алдона, ты не слышишь, телефон звонит? По звуку чувствую - международный звонок. Подойди, а то там опять по-немецки заговорят!

Подскакиваю к аппарату. Действительно, звонит мой старший брат и спрашивает:

- Сестричка, не забыла ли ты, что нас надо встречать через два дня?

- Дорогие мои, я все отлично помню и обязательно встречу вас. Не тратьтесь на покупки, в наших магазинах теперь все есть. Лишь бы благополучно долетели сами!

Буквально считаю дни до приезда моих родных. Сколько времени пришлось скрываться! Неужели семья, наконец, сможет воссоединиться? Это самое большое счастье для меня.

Да еще и внучка скоро родится, будет, кем гордиться и для кого жить…

... В аэропорту приземлился самолет из Берлина. Я нетерпеливо вглядываюсь в лица выходивших пассажиров.

Нет, не они, а вот следующие два, вроде похожи. Нет, тоже не они. Наконец, через минут десять томительного ожидания, вздрагиваю. «Генрих!» Бросаюсь вперед, и приникаю к седому мужчине лет шестидесяти. Следом подходит Рейнхольд и целует меня в щеки, в глаза, из которых ручьем текут слезы и размазанная тушь.

Через минуту к нам присоединяется Лера с отцом. Говорю по-немецки, представляю братьям своего мужа и дочь. Получив багаж, идем к своим скромным «Жигулям».