Шарлин Харрис - Волкогуб и омела

— У тебя хватит тягловой силы и без него.

Она приблизила кинжал к груди оленя.

— Ладно, ладно! Но ты мне его верни!

— Отпущу, когда буду знать, что ты достаточно далеко.

— А как ты это будешь знать, волчонок?

Ингрид насмешливо посмотрела ему в глаза:

— Бубенчики скажут. «Джингл беллз, джингл беллз…».

— Он нас бросил! — ахнул пораженный Паша, глядя вслед улетающим саням. Несколько секунд — и вся упряжка, кроме вожака-оленя, мелькнула тенью на фоне полной луны и скрылась в Млечном Пути.

— Бросил нас в Африке! — вскрикнул Сергей, затопал ногами, как северный олень перед взлетом. — И что нам делать в этой Африке?

— Можете пригодиться, — сказала им Ингрид.

Она соскочила с Рудольфа, мощно хлопнула его по крупу. Огромный зверь пустился бежать по дороге и почти сразу же взлетел в воздух.

— Пригодиться? — спросил Паша таким голосом, будто раскусил что-то горькое.

— Пошли, пошли, ребята! — позвала она их, натягивая на себя одежду. — Когда-нибудь сами мне спасибо скажете.

Но перед тем, как наставить их на праведный путь, она присела — поздороваться и попрощаться со своей родней. Они скулили, она и псы, они лизали друг друга и тыкались носами, обнюхивали и трогали друг друга лапами, но никто из них не задержался — ни Ингрид, ни собаки. Для нее было слишком мучительно второй раз расставаться с ними.

А их ждала охота — чем-то возместить тот роскошный пир, который не состоялся.

Поднявшись, Ингрид отряхнула с себя пыль.

Она не стала оборачиваться, но слышала, как они убегают, как дрожит земля под их лапами. А если обернуться у нее снова может сердце разорваться.

— Давайте за мной. — Она пошла вперед, остановилась. — Нет. Идите-ка вы лучше впереди. Вот сюда.

Вернувшись туда, где закопала винтовку, Ингрид позвонила своему ассистенту:

— Дамиан? Да. Да, все в порядке. Нет, их я не нашла. А что там с браконьерами? — Она послушала несколько секунд. — Да, приезжай за мной.

При свете полной луны она показала вампирам на юг:

— Вон туда, идите и идите. Примерно двадцать пять миль в эту сторону, и там они. Бандиты, полувоенные отряды. Страшные люди. Силой вербуют к себе мальчишек, женщин насилуют, отрезают пальцы, убивают всех на своем пути. В прошлом месяце зверски убили долинную гориллу. Делайте с ними что хотите, мальчики.

— Двадцать пять миль? — жалобно взвыл Паша.

— Зато какой шведский стол, — улыбнулась ему Ингрид.

Когда вампиры были уже еле видны вдали, с сердитым визгом тормозов подъехал ее ассистент. Ингрид открыла дверцу, влезла внутрь. На ее лице еще были видны остатки той улыбки, с которой она провожала вампиров. Ассистент, увидев это при полной луне, едва не ахнул. Такой вид бывал у торжествующих волков после удачной охоты.

Дамиан собирался выложить ей все свои обиды на ее поведение, но почувствовал, что у него волосы становятся дыбом, передумал и молча поехал домой.

— Так будем помощниками Санты, — ядовито заметил Сергей, топая по темной дороге. — Поможем старому доброму Санта-Клаусу и обеспечим себе запас крови на всю жизнь.

— Ладно, не совсем удался мой план.

— Не совсем! Скажи лучше «совсем не». Чуть не убили нас дикие псы и вервольф. Это уже не говоря о самом старом вампире мира.

Но тут впереди замелькал лагерный костер.

— Я думаю, — примирительно сказал Паша, — что еще не утро.

— Хорошо бы. А то я оголодал.

И двоюродные братья пустились в бег, одним своим шагом перекрывая десять нормальных человеческих. Сергей обернулся красивым и голодным лицом к Паше и заорал в африканскую ночь:

— А про пасхального зайчика даже и не заикайся никогда!

Люди у костра, услышав странные звуки, потянулись за оружием, заряженным не серебряными пулями.

— Не бывает вервольфов наполовину, — сказала я, стараясь не рычать.

От этого разговора я шарахалась полгода. И мой начальник не нашел ничего лучшего, как начать его сейчас. Испортить мне Рождество.

Джил глядел на меня нетерпеливо, и в лысине его отражались флуоресцентные лампы офиса. Тот же самый сияющий купол и недостаток чувства юмора были видны на лежащем перед ним портрете: Реджинальд Сондерс, недавно избранный руководитель Серебряного Круга пользователей светлой магии. Он в сообществе магов нечто вроде президента, только без дурацких ограничений на срок. Джил — его старший брат и глава лас-вегасского отделения Корпуса Военных Магов — который в Круге исполняет нечто вроде полицейских функций. Это уж такое мое везение — получить перевод из тихого, ничем не примечательного отдела в Джерси в такой, где любая ошибка будет очевидна сразу.

— Твоя мать была вервольфом, Лиа. Дом Лобизон.

— Клан Лобизон. И моя мать была человеком, пораженным болезнью. — Господи, как я устала впихивать одну и ту же мысль в толстые людские черепа. — Ликантропия — не генетическое свойство, вроде цвета глаз. Она не передается детям…

— Кроме тех случаев, когда передается.

Джил посмотрел на меня, сузив глаза. Будто ждал, что у меня вдруг когти вырастут.

Обычная реакция. Отец мой был из клана де Круазет — старинной магической семьи, где служба в Корпусе была традицией. Вопреки моей человеческой фамилии мать назвала меня Аккалиа, что означает по-латыни «волчица». Одной этой комбинации было достаточно для недоуменных взглядов в любой компании магов.

— Джил, я военный маг, — сказала я, помолчав. Мой психотерапевт мне рекомендовал от припадков гнева дышать глубоко и размеренно. Пока что особых улучшений я не видела, но дело тут в том, быть может, что я работаю с Джилом. — Много вам известно вервольфов с магическими способностями?

— Ни одного. Но знаю, что такое бывало. Они не умирают после укуса, как вампиры, и потому не теряют способности к магии. — Он улыбнулся мне не так чтобы дружелюбно. — Поискал и нашел.

— Я не вервольф!

— Я вот что имею в виду: твоя связь с этими… людьми делает тебя идеальным кандидатом для этой работы.

По тону было понятно, что словом «люди» он в последний момент заменил слово «животные». Я всерьез подумала повернуться и уйти из его кабинета. Одна причина, почему я этого не сделала, чтобы не было очередного инцидента «нарушения субординации» — как мои начальники называют любое поведение, кроме безоговорочного послушания, — потому что тогда бы меня выставили навсегда. Вторая причина — фотография девушки, смотрящей на меня со стола Джила.