Шарлин Харрис - Волкогуб и омела

Но Том был как-то странно рассеян, ерзал, потягивался. Даже ел мало.

— Что с тобой творится? — спросила я наконец.

Он пожал плечами:

— Как-то не по себе.

— Пива хочешь? — спросила я. — Или колы?

— Воды не найдется?

Если Том отказывается и от пива, и от колы, то наверняка болен всерьез. Я пошла на кухню, накидала в стакан льда и налила воды.

Когда я вернулась, Том извивался на полу.

И выл. Картинка начала складываться.

— К Филу ходил? — спросила я. — Был у него и ел печенье?

Видно, ему и впрямь было плохо — он не попытался соврать. Только кивнул головой, держась за брюхо.

— Вот и получил, чего заслуживал. Я хотела проверить твое дурацкое заклинание на Филе, подействует или нет. А потом уже давать тебе.

Даже сквозь боль он просиял.

— Так это оно? — сумел выдохнуть он. — Я превращаюсь в волка?

— Не совсем.

Он еще раз дернулся, потом закричал. Тело его сжалось, стало переливаться. Я вздрогнула и зажмурилась на секунду.

Когда я открыла глаза, на полу валялся довольно-таки испачканный лхасский апсо, а вокруг него — брошенная одежда Тома.

— Волчью шерсть мне так быстро достать не удалось, — пояснила я. — Решила, что собачья для испытания вполне подойдет.

Том открыл один глаз и посмотрел на меня злобно, потом оскалил зубы и беспомощно рыкнул. Даже в образе собаки он был совершенно для меня прозрачен.

— Ты мне эту чушь не пори, — сказала я. — Не шлялся бы ты к Филу, не было бы с тобой такого.

Он хныкнул, поднялся, пошатываясь, изогнулся полукругом в попытке рассмотреть собственный хвост. Потом посмотрел на меня — и заскулил.

— Да ты не волнуйся, — сказала я. — У меня есть способ это исправить.

Он слегка завилял хвостом, склонил голову набок, будто спрашивая, что за способ.

— Я нашла рецепт зелья, которое навсегда фиксирует текущее состояние. Так что нам надо дождаться заката луны, примерно в семь утра. Ты снова станешь человеком, выпьешь этого зелья — и можешь не волноваться насчет превращения в меховой шарик каждый месяц.

Он радостно замахал хвостом.

— Так что ты пока здесь побудь. Доешь свой ужин и поспи.

Я бросила на пол пару подушек, поставила перед Томом тарелку с индейкой.

— Вернусь как только смогу.

Он тихо тявкнул, попытался ухватить меня за штанину.

— Извини, — возразила я, как можно мягче его отталкивая. — С тобой тут ничего не случится. Только не гавкай, а то миссис Грогран вызовет службу отлова бродячих животных. Не шуми, лежи тихо, и завтра утром мы все исправим.

Он снова заскулил, наклонив голову в сторону.

— Я? Я пойду к дому Фила. Он свою дозу фиксирующего зелья получит чуть раньше тебя.

По пути на улицу я зашла в гараж и прихватила старый собачий поводок. Миссис Грогран будет рада своему рождественскому подарку.

Первую никогда не забудешь, и Люси была у меня первой.

Это был канун Рождества в Найтсайде, и я сидел и пил полынный бренди в «Стрэнджфеллоузе» — старейшем в мире баре. Народу было полно, воздух загустел от доброго веселья, по потолку струились стримеры самых дешевых бумажных декораций, которые только можно купить за деньги, и чем ближе была полночь, тем сильнее веселились клиенты — некоторые едва могли стоять. Но и при этом каждый тщательно следил, чтобы мне хватало свободного места, а я задумчиво сидел на табурете, держа в руке стакан. Я — Лео Морн, и этим именем вполне можно пугать народ. Конечно, моя Люси никогда меня не боялась, хоть я и ей и говорил, что я плохой мальчишка и плохо кончу. Она сидела у стойки рядом со мной, улыбаясь и слушая мои разговоры. Она не пила — она вообще не пьет.

Музыкальный автомат играл «Джингл Белз» в исполнении «Секс Пистолз» — верный признак, что у владельца бара ностальгия. Подальше вдоль длинной (кое-где даже полированной) стойки сидел Томми Обливион, экзистенциальный частный сыщик. Сейчас он изо всех сил старался убедить назойливого кредитора, что его счет в этой конкретной реальности может быть действительным, а может и не быть. Неподалеку от него мистер Фейт, найтсайдовская героиня-трансвестит в кожаном маскараде, танцевал на столе с демоницей-репортером, Бетти Дивин. Кругленькие рожки Бетти кокетливо выглядывали из длинных темных прядей.

Князь Тьмы мрачно надулся над стаканом из-за отмены своего реалити-шоу на телевидении. Властительница Тьмы пыталась искусить св. Николая веточкой пластиковой омелы, а олень с очень красным носом валялся в углу очень пьяной грудой, что-то такое бормоча о необходимости объединяться в союзы. Вокруг здоровенной елки порхали яркие крылатые феечки, мелькая между ветвями с фантастической скоростью гоняясь друг за другом. То и дело кто-нибудь из фей взрывался облачком от переполняющей радости жизни, потом снова собирался в крылатое существо и присоединялся к погоне.

Обычный канун Рождества в самом старом баре мира. Где мечты могут стать явью, если не быть осторожным. Особенно в то время года, когда боги и чудовища, хорошие и плохие, могут сойтись вместе в давней великой традиции еды и питья до одурения, и снова строить из себя дураков во имя старых любовей.

Бармен Алекс заметил, что мой стакан пуст, и снова налил мне, не ожидая просьбы. Зная меня очень хорошо, он твердо придерживается мудрого правила брать с меня вперед за каждую порцию, но даже гнусный и злобнодушный Алекс Морриси понимает, что не надо меня волновать в канун Рождества. Я отсалютовал Люси стаканом, и она улыбнулась мне в ответ. Красавица моя Люси. Невысокая, милая, приятно-округлая, в мелких белокурых локонах вокруг треугольного личика, блестящие большие глаза и улыбка, от которой сердце тает. И в том же длинном белом платье, в котором была, когда покинула меня навеки. Она остра… как гвоздь, сладка, как запретный плод, и честна так же, как светел день. Что она во мне нашла, я уже никогда не узнаю. Ей было шестнадцать, семнадцатый. Естественно, сейчас я куда старше ее.