Анна Клименко - Морф

Обследовав таким образом новый мир, эльфы успокоились и занялись дальнейшим обустройством собственного государства, изредка предпринимая попытки обжить и равнины, потеснив при этом нецивилизованных соседей. Позже появилась великая царица, телесное воплощение Праматери Миенель-Далли. Она учила свой народ милосердию и терпимости, потому что, по ее мнению, именно этого недоставало детям истинного света. Потом, по прошествии еще нескольких столетий после упокоения царицы, откуда ни возьмись, появилась Крипта, ослепительно белая и чистая. А Дом Охоты… Он, похоже, всегда был с эльфами, даже когда они странствовали по иным мирам. Знание, хранимое в крови, нашептывало о том, что на страже границ всегда стояли те, кого называли охотниками.

Дом обосновался в семи древних секвойях, которые переплелись меж собой под действием магии, а потом, под воздействием тех же чар, изменили свою форму настолько, что внутри стволов образовались спирально закрученные анфилады комнат, муравейники скромных келий и просторные залы, в которых не постеснялся бы жить и сам Владыка. Раз в десять лет врата Дома открывались для того, чтобы принять на обучение мальчиков, достигших восьмилетнего возраста. Еще пять десятилетий из них неспешно готовили охотников, закаляя тело и дух, обогащая мозг драгоценным знанием. Желающих учиться было мало: не много чести для эльфа в том, чтобы отказаться от собственного рода и стать бессловесной собственностью Дома Охоты. Владыка предусмотрительно издал закон, в соответствии с которым каждый из благородных и древних родов раз в столетие должен отдать здорового мальчика на обучение. Одним из этих несчастных, лишенных надежды на будущее (а заодно и на наследство) мальчиков оказался Хаэлли Эль’Альдан Иммиро Тан.

…Силы быстро возвращались. Движения вновь стали стремительными и одновременно плавными, руки не дрожали, а клинок послушно выписывал самые немыслимые петли и восьмерки. Изматывая себя многочасовыми тренировками, Хаэлли пытался убить сразу двух зайцев: во-первых, подготовиться к долгому преследованию морро и финальной схватке, а во-вторых — хотя бы на время изгнать чувство вины.

Он не мог себе простить, что позволил Фиальвану одному шагнуть в темноту, в заросли. На самом деле на месте Фиальвана должен был быть он, ведь сперва они именно так и порешили. Морро — слишком опасная тварь, и поэтому первым идет опытный Хаэлли, а более молодой Фиальван прикрывает спину. Потом Фиальван вдруг сказал:

— Нет, погоди. Если так будет продолжаться и дальше, я ничему не научусь. Позволь мне идти первым.

И Хаэлли позволил, согласившись с союзником, что, бредя по чужим следам мало чего постигнешь. Фиальван нырнул в темные заросли, а через мгновение попросту исчез, как будто его силой выдернули в другой план бытия. Хаэлли почувствовал его смерть, рванулся навстречу боли, слепяще-острой как удар честного эльфийского клинка… И увидел Фиальвана. Эльф распростерся лицом вниз, руки разбросаны крестом, у основания черепа — глубокий черный провал. А еще через мгновение на самого Хаэлли напало чудовище . Но не морро, нет. Кто-то из тех, что частенько крутится рядом, чувствуя могущество самой страшной твари этого мира.

Хаэлли скрипел зубами, а меч пел в его руке, предвкушая скорую битву. Он обязательно пройдет по следу морро, отыщет тех, кто сталкивался с опасной тварью, и тогда Фиальван будет отомщен. О том, что будет потом, Хаэлли старался не думать, но для себя уже решил, что не будет противиться тому покою, что сулила Крипта.

…На гладкий деревянный пол упала косая тень. Хаэлли сжался стальной пружиной, готовясь к атаке, но затем глубоко вдохнул-выдохнул. Какие враги могут быть в пределах Дома? Обернувшись, эльф увидел одного из юных послушников, имени которого даже не помнил. Внешность этого будущего охотника тоже была настолько эльфийской, что воспроизвести черты юноши по памяти казалось задачей почти непосильной.

— Ниллан Иммиро Тан, — послушник обратился к нему со всеми полагающимися формальностями, — я хочу кое-что тебе сообщить. Вернее, я не должен этого делать, но мне кажется, что так будет правильно.

Хаэлли осторожно опустил меч в ножны и, разминая натруженные ладони, направился к юноше, мучительно пытаясь припомнить его имя. Но вместо имени была пустота: он помнил лишь, что этот мальчик отличался примерным повиновением и услужливостью, а еще через несколько секунд Хаэлли вспомнил, что именно за это и недолюбливали послушника старшие. Когда сладкого слишком много, это тоже плохо.

— Что тебе? — мягко спросил он.

Юноша быстро огляделся и, убедившись, что они совершенно одни, быстро сказал:

— Мне, верно, не следует лезть не в свои дела, ниллан, но я уже решился. Вчера вечером я слышал, как приходил жрец и требовал, чтобы наш Глава выдал тебя Хранителям Крипты для выяснения некоторых обстоятельств твоего выздоровления.

Хаэлли замер. Вот оно, значит, как. Впрочем, неудивительно: он просто не должен был выжить после гибели Фиальвана. И Верховному жрецу стало интересно — а что это такого сделал простой охотник, что дух союзника перестал тянуть его прочь из этого мира?

— И что ответил Глава Дома? — почти беззвучно, одними губами прошептал он, глядя сквозь послушника.

Юноша опустил глаза.

— Он ответил, что пока не разобрался во всем сам. Но как только разберется, почтенные хранители могут тебя забирать.

— Ты сделал доброе дело, — Хаэлли стало стыдно оттого, что не помнит имени этого честного мальчика, — я благодарен тебе.

Послушник быстро кивнул и, механически вытирая вспотевшие ладони о подол светло-серой туники, широким шагом вышел прочь.

Хаэлли остался один, потом ему сделалось невыносимо душно в одном из самых величественных залов Дома, и он вышел на террасу, туда, где в лицо веяло прохладой и запахом хвои.

События начинали развиваться самым неблагоприятным образом: жрецы потребовали себе любопытный экземпляр эльфа, и это значило, что там Хаэлли разберут по косточкам, чтобы докопаться до истины. А Глава Дома, каким бы светлым и справедливым он не был, никогда не пойдет против воли Верховного, он отдаст одного из лучших и одаренных охотников и даже больше — сам будет живо интересоваться, как там дела. Из всего этого следовало, что морро так и останется непойманным, а Фиальван — не отомщенным. Глядя на эльфийский лес с высоты террасы, Хэлли задумчиво потирал подбородок. Покинуть самовольно Дом? Великая Далли, что за бред! Позволить жрецам изрезать себя на куски? Это, конечно, правильно — охотник обязан повиноваться воле главы Дома, но… Это же бред еще больший…

«А ты что об этом думаешь?» — мысленно спросил он у Фиальвана.