Роберт Мазелло - Кровь и лед

Вернулся Майкл с подносом, на котором стояли не только чашка какао, но еще черничный кекс и тарелка с омлетом, прикрытая жесткой пластиковой крышкой. Пока он выискивал, куда бы поставить еду, Шарлотта открыла минихолодильник, в котором хранились подверженные порче медикаменты и красные пакеты с плазмой, и поместила в него образец крови пациентки. Она отметила, что Элеонор по-прежнему внимательно следит за каждым ее действием. Для человека, которому, как предполагается, далеко за сотню лет, девушка определенно неплохо сохранилась и с каждой минутой выглядела все более и более живой.

Но как она могла выжить, пробыв столько времени в замороженном состоянии под водой? Как ни трудно Шарлотте было это понять, но понять кое-что другое было еще труднее, а именно: кто вообще эта странная незнакомка и как ее угораздило очутиться в районе станции Адели? В одной из самых удаленных и труднодоступных точек земного шара.

— Вы голодны? — спросил Майкл, отыскав наконец место для подноса на инструментальном столике. Он подкатил его к диагностическому столу. — Можете сесть?

Вдвоем с Шарлоттой они подхватили Элеонор за хрупкие плечи и привели в сидячее положение, подперев со спины подушками. Она посмотрела на пищу со сдержанным интересом, как будто видит перед собой что-то отдаленно знакомое, но что именно, никак не может вспомнить.

— Выпейте какао, — предложил он. — Оно горячее.

Когда она поднесла кружку к губам, Майкл обратился к Шарлотте:

— Снаружи ждет Мерфи. Он хочет с тобой переговорить.

— Хорошо. Потому что я и сама хочу с ним переговорить.

Шарлотта взяла планшет, куда все это время заносила результаты обследования, и оставила загадочную Элеонор Эймс на попечении Майкла. По правде говоря, выйдя из помещения, она испытала облегчение. Ее мороз по коже пробирал с тех пор, как она вошла в лазарет, и это было вовсе не реакцией на холодную безжизненную кожу пациентки или ее вымороженную одежду. Просто она чувствовала, несмотря на многие годы врачебной практики, что вдруг наткнулась на нечто такое, что полностью выходит за рамки ее опыта и вообще компетенции.

В изоляторе было тихо, если не считать завывающей за окном вьюги. Элеонор отставила кружку — на губах ее осталась белая пенка — и, потупив глаза, произнесла:

— Вы меня извините, если в церкви я сделала вам больно.

— Я получал тычки и посильнее, — улыбнулся он.

Когда они с другим мужчиной — Лоусоном? — пытались вывести ее из маленькой комнаты в конце церкви, она заупрямилась и, помнится, обрушила на грудь и руки Майкла град слабых ударов кулачками, которые не причинили бы вреда и воробью. Спустя минуту, израсходовав последние крупицы сил, она сползла на пол и заплакала. Майкл и Лоусон отнесли ее, все еще протестующую, но уже неспособную дать физический отпор, во двор и усадили на седло машины Майкла. А потом, ввиду скорого приближения бурана, срочно отвезли в лагерь.

— Я понимаю, что вы всего лишь хотели помочь.

— Я и сейчас пытаюсь это делать.

Она почти незаметно кивнула и подняла глаза, встретившись с ним взглядом. Если бы он только знал, через что она прошла, но он и представить себе этого не может…

Она отломила кусочек кекса и осмотрелась.

— Где я?

— В лазарете. На американской научно-исследовательской станции. Я говорил вам о ней.

— Да, помню… — пробормотала она, наконец отправляя в рот маленький кусочек кекса. — Значит, это часть Америки?

— Не совсем. Скорее, это место, то есть станция Адели, — часть Южного полюса.

Южный полюс. Можно было предположить что-то подобное. По всей видимости, «Ковентри» отнесло так далеко с курса, что судно действительно достигло самого полюса. Самого неизученного места на Земле. Она невольно задумалась о том, дожил ли кто-нибудь из экипажа до того дня, когда смог поведать историю чудесного спасения? А если так, то хватило ли матросам мужества рассказать всю правду? Например, сообщили они своим друзьям где-нибудь в таверне за кружкой пива о том, как обвязали солдата-героя и немощную медсестру длиннющей железной цепью и сбросили в океан?

— В омлете немного плавленого сыра, — сказал Майкл. — Дядя Барни — это наш повар — предпочитает готовить его именно таким способом.

Он старается быть любезным. И это ему вполне удается. Но есть много такого, что он скорее всего так никогда и не узнает, а она не расскажет. Никому из них. Да и как можно верить даже той малости, что она рассказала о себе? Не переживи Элеонор все лично, она и сама решила бы, что ее история слишком фантастична, чтобы быть правдой. Она взяла вилку и попробовала омлет. Блюдо было вкусным, соленым и еще теплым. Кажется, Майкл Уайлд с явным одобрением следит за тем, как она поглощает пищу. Высокий, небритый, с черными волосами, такими же непослушными и растрепанными, какие становились у ее младшего брата после прогулок на холмы, где он любил запускать воздушного змея.

Младшего брата, который, ясное дело, покоится в могиле уже добрую сотню лет.

Он умер. Как и все остальные близкие. В голове у нее словно зазвучал перезвон похоронных колоколов. Думать об этом было невыносимо. Элеонор отломила еще кусок омлета.

Несмотря на то что Майкла переполняли вопросы, отрывать Элеонор от ужина он не хотел. Кто знает, сколько времени прошло с того дня, как она последний раз ела горячую пищу? Годы? Десятилетия? Больше? Все в ней, от одежды до манеры поведения, говорило, что перед ним представительница совершенно другой эпохи.

Факт, который его мозг, кажется, вряд ли когда-нибудь постигнет до конца.

Но тишину нарушила сама Элеонор.

— А чем здесь занимаются люди, в этом лагере? — спросила она.

— Изучают флору, фауну, изменения климата. — Глобальное потепление? С этим пока стоит повременить, решил он. Что-то ему подсказывало, что в ее жизни и без того хватало дурных новостей. — Лично я фотограф. — Ей это хоть о чем-нибудь говорит? — Я делаю что-то вроде дагерротипов. И еще пишу статьи для журнала. В Такоме. Это город на северо-западе Соединенных Штатов. Неподалеку от Сиэтла. Жители Сиэтла любят подшучивать по этому поводу.

Детский лепет какой-то, поймал себя на мысли Майкл. С другой стороны, пока он трепался, она ела, чему журналист был страшно рад. Он отметил, что девушка не просто поглощает еду с целью утолить голод, а ест размеренно, можно сказать, вдумчиво, словно прием пищи — это некий навык, который она пытается восстановить.

— А негритянка? Она что — врач? — спросила она с тенью сомнения.

Мда, подумал Майкл, из какого бы времени или места Элеонор ни явилась, ей предстоит пройти долгий курс обучения.

— Да. Доктор Барнс — Шарлотта Барнс — очень уважаемый врач.

— Мисс Найтингейл считает, что женщины не должны быть врачами.