Роберт Мазелло - Кровь и лед

К счастью, Элеонор все еще находилась в поддоне, и лицо ее было полностью скрыто капюшоном.

Сначала одна, за ней еще несколько собак полетели вниз, натыкаясь на ледяные стены и кувыркаясь в полете, и с глухими хлюпающими звуками врезались в невидимое ложе расселины. Со дна голубого каньона донеслось отрывистое эхо предсмертного завывания лаек, но вскоре оно стихло.

Майкл торопливо обмотал веревку вокруг руки, затем связал петлю и спустил ее в пропасть.

— Элеонор! — Майкл лежал на животе, высунув над краем обрыва голову и плечи. — Я хочу, чтобы вы пропустили веревку под мышками, а затем обвязали вокруг себя.

Она выглянула из-под капюшона и, увидев веревочную петлю, которая раскачивалась над головой как удавка, ухватилась за нее рукавицами.

— Когда закончите, выбирайтесь из саней, но только очень осторожно, — сказал Майкл.

Синклер перерезал еще один поводок, и очередная пара собак отправилась в черно-фиолетовую бездну. Но даже после этого нос саней посунулся вниз еще на пару футов.

— Привязала, — донесся из недр капюшона глухой голос Элеонор.

— Хорошо. Теперь держитесь.

Было бы нелишним прочно закрепить веревку, например, примотать ее к камню или снегоходу, но ничего такого поблизости не было. Приходилось уповать только на силу собственных рук. Он сел, заглубил каблуки ботинок в снег и, преодолевая боль в больном плече, потянул трос на себя.

— По возможности упирайтесь ногами в неровности в стене и отталкивайтесь от них.

Она выкарабкалась из саней и тут же, покачнувшись на веревке, врезалась в стену. Майкл услышал, как она охнула, затем увидел, что носками черных сапог девушка зацепилась за уступ во льду. Он еще раз обвил трос вокруг руки и приналег посильнее. Майкл явственно почувствовал, как натянулось сухожилие.

«Только не вздумай выскочить. Только не сейчас!» — мысленно молил он свой плечевой сустав.

Элеонор поднялась примерно на ярд, но тут ее ноги неожиданно сорвались с ледяной ступеньки и беспомощно повисли в воздухе.

— Майкл! — завизжала она, покачиваясь над нартами и зияющей пропастью.

Майкл глубже вонзил каблуки в снег, однако сцепления все равно не хватало. Его самого неумолимо стаскивало к краю трещины, а руки от неимоверного напряжения сотрясала почти неконтролируемая дрожь. Как раз в тот момент, когда он уже решил, что не сможет удерживать ее ни секундой дольше, Синклер перегнулся через поручень саней и, упершись своими толстенными перчатками в подошвы сапог Элеонор, стал толкать ее наверх. Несмотря на то что лицо Синклера было полностью скрыто черной маской и очками, Майкл мог легко представить, каким страхом и болью оно сейчас искажено. Элеонор приподнялась, совсем немного, но и этого оказалось достаточно, чтобы Майкл ухватился за опоясывающую ее веревку и перетащил девушку через край.

Жадно хватая ртом воздух, она поползла прочь от обрыва. Сквозь узкое отверстие капюшона на лице были видны лишь зеленые глаза, круглые от ужаса.

— Встань! — крикнул Майкл. — Лед!

Ее парка, рукавицы и обувь были запорошены снегом. Тыльной стороной руки он, как смог, смахнул с Элеонор снежную крупу и быстро поставил на ноги.

— Веревка, — сказал он. — Мне нужна веревка.

Но узлы затянулись так сильно, что Майкл не мог их развязать. Он снова перегнулся через край трещины — нарты успели соскользнуть еще ниже, и теперь угол их наклона достиг критической величины — и, насколько смог, протянул руку вниз.

— Заберись на самую верхнюю точку саней и попытайся ухватиться за руку! — крикнул Майкл Синклеру.

Но стоило Синклеру сделать хоть малейшее движение, как сани, угрожающе скрежеща полозьями по ледяной стене, тут же сползали вниз. Он сбросил с лица очки с маской, затем аккуратно отстегнул портупею и отправил в темную пропасть.

— Быстрее! — крикнул Майкл. — Пока сани держатся!

Синклер осторожно перебрался с полозьев в жесткую оранжевую скорлупу саней. Затем расставил руки в стороны, как акробат, и, скребя ботинками по скользкой пластиковой поверхности, сделал шажок на нос саней. Он потянулся и взял Майкла за руку. Глаза мужчин встретились.

— Держись! — крикнул журналист.

Но вес Синклера оказался слишком большим, и передняя часть нарт с надсадным скрежетом стала оползать вниз.

— Только не выпускай руку! — умолял Майкл, хотя его самого тащило к краю обрыва.

В горле у Майкла першило так, словно ему туда засунули паяльную лампу.

Кусочки льда и снежный наст под его рукой начали трескаться и белой пудрой срываться в темную бездну.

— Я тебя держу! — заорал журналист, и в этот миг на усы и щеки молодого лейтенанта упало несколько ледяных осколков.

Лицо Синклера вмиг перекосило странное выражение недоумения. Он попытался что-то сказать, но губы затянулись белесым инеем и сделались мертвенно-бледными. Язык стал твердым, как деревянная палка. По челюсти Синклера пробежала искрящаяся ледяная зыбь и скользнула вниз по шее настолько стремительно, что все тело моментально окоченело. Цепляющиеся за руку Майкла пальцы непроизвольно разжались.

Сани с громким хрустом сдвинулись вниз еще на пару футов.

— Синклер! — воскликнул Майкл.

Единственное, в чем, казалось, остались признаки жизни, были глаза лейтенанта; правда, спустя секунду помутнели и они. Тело Синклера оставалось в вертикальном положении еще какую-то долю секунды, после чего нарты выскользнули из тисков льда и носом вниз полетели на дно синеющей расселины. Раздался ужасный скрежет, за которым последовал звонкий грохот, словно внизу на тысячу звенящих осколков разбилась хрустальная люстра. По изрезанным стенам прокатилось резонирующее эхо, однако пропасть была слишком глубока, и, сколько Майкл ни всматривался, он так и не увидел ни Синклера, ни того, что от него осталось.

Когда отголоски эха стихли, Майкл окликнул Синклера. Несколько раз. Ответом ему был лишь тихий шепот ветра, гуляющего в недрах ледяной трещины.

Он подобрал ноющие занемевшие руки и перекатился на спину. В легких жгло так сильно, что казалось, еще немного, и они взорвутся. Элеонор стояла там же, где он ее оставил, повернувшись спиной к ветру и обхватив тело руками. Голова ее была низко опущена, а лицо скрывалось в глубине капюшона — не было ни одного открытого непогоде участка кожи.

— Он погиб? — спросила девушка.

Из капюшона ее голос был едва слышен.

— Да, — ответил Майкл. — Он погиб.

Капюшон грустно кивнул.

— А мне даже заплакать нельзя. Иначе слезы превратятся в лед.

Майкл поднялся, подошел к ней и обхватил рукой за талию. Элеонор сразу стала такой слабой, что Майкл опасался, как бы она не осела на снег. Может быть, даже намеренно. Когда он осторожно провел ее вдоль кромки расселины, ставшей вечной безымянной могилой, девушка остановилась и что-то тихо произнесла. Майкл не разобрал слов, но не стал переспрашивать — слова предназначались не ему. Не разобрал он и того, что за вещицу девушка прижала к губам, прежде чем бросить в синюю пропасть. Но когда вниз бабочкой полетело нечто, сверкающее перламутром и золотом, он понял, что это было.