Роберт Мазелло - Кровь и лед

При виде пищи Олли встрепенулся, и Майкл со спокойной душой направился назад в буфет, где его ждал собственный завтрак. Сегодня предстояло погружение на дно океана и следовало хорошенько подкрепиться перед тем, что и «батраки», и «пробирочники» единогласно называли «полярным нырком».

В столовой Майкл застал Дэррила перед стопкой блинчиков с черникой и кленовым сиропом и горкой вегетарианских сосисок. Лоусон завтракал напротив. Вопреки опасениям вегетарианские убеждения биолога ничуть не подорвали его репутации в глазах «батраков». Никто не придал этому факту вообще никакого значения. Как шутливо выразился один из сотрудников станции, в Антарктике эксцентричные ученые с причудами встречаются не реже, чем пингвины с клювом и крыльями. Люди приезжают на полюс — Майклу постоянно приходилось напоминать себе о необходимости называть Южный полюс просто «полюсом», — чтобы заниматься предметом своего увлечения. В обычном мире их непременно посчитали бы нелюдимыми чудаками и сумасбродами. У каждого обитателя станции хватало собственных причуд, причем таких, по сравнению с которыми вегетарианство едва ли вообще тянуло на чудачество.

— Когда приезжаешь сюда в первый год, — поведал им Лоусон страшную тайну о сотрудниках базы, работающих по правительственному контракту, — получается вроде как эксперимент.

Майкл не мог не согласиться с этим.

— На второй год, — продолжал инструктор, — ты возвращаешься ради денег. А на третий год, — он ухмыльнулся, — потому что становишься негодным для любой другой работы.

Окружающие сдержанно засмеялись, кроме одного «батрака», Франклина, пианиста и любителя рэгтайма.

— Пять лет, приятель! Я приезжаю сюда пятый год подряд. И как ты классифицируешь меня, черт возьми?

— Полный распад личности, — изрек Лоусон. Окружающие громко расхохотались, включая и самого Франклина. Взаимные дружеские издевки были неотъемлемой частью жизни на базе.

Подкрепившись сытным завтраком и меньшим, чем обычно, количеством кофе — «Мало радости, когда приспичит в водолазном костюме», — предупредил Лоусон, — Майкл отправился в комнату готовить фотооборудование. Он вставил «Олимпус» в водонепроницаемый бокс, убедился, что в камере свежие аккумуляторы, и воздал мысленную молитву богу технических накладок, чтобы на глубине сотен футов подо льдами полярной шапки все прошло без сучка без задоринки.

Как и прочая деятельность в Антарктике, погружение было сопряжено с большими сложностями. Накануне Мерфи послал на льдину бригаду рабочих с огромным буром, смонтированным на гусеничном транспортере. Просверлили две широких полыньи. Одна, огороженная легким защитным домиком, предназначалась для водолазов, которые будут использовать ее для погружения и выхода из воды. Другая, просверленная футах в пятидесяти от основной, служила страховкой на случай, если по каким-то причинам вроде подвижек льда или агрессивного поведения тюленей Уэдделла первая прорубь станет временно нефункциональной. (Увидев пробуренную человеком просторную отдушину, тюлени Уэдделла могут запросто заявить на нее свои права.)

Мерфи с присущей ему педантичностью настоял, чтобы доктор Барнс предварительно осмотрела всех, кому предстояло совершить погружение. Так что Майклу пришлось явиться на прием, где Барнс обследовала его глотку, носовой канал, заглянула в уши и померила давление. Непривычно было видеть, как человек, к которому привык относиться просто как к другу, вдруг начинает вести себя официально. Оставалось надеяться, что Шарлотте не придет в голову делать ему тест на паховую грыжу, взявшись за мошонку и попросив покашлять.

Обошлось. Шарлотту ничуть не смущало формальное общение. Она, как убедился Майкл, могла легко надеть маску бесстрастного врача и выполнять свои обязанности в чисто профессиональной манере. И даже после того как осмотр завершился и она объявила журналисту, что тот в добром здравии, Шарлотта все-таки не сразу вышла из образа.

— Ты точно уверен, что тебе это надо?

— Точно.

— Погружение под лед, да еще с кислородной маской на лице и всей этой амуницией… Неужели ты совсем не страдаешь клаустрофобией?

Что-то в ее интонации навело Майкл на мысль, что доктор Барнс говорит вовсе не о нем, а о себе.

— Нет. А ты?

Она склонила голову набок, избегая взгляда журналиста. И тут он внезапно вспомнил обучение в «снежной школе» и ночь, когда им пришлось спать в самодельных снежных домиках.

— Как тебе удалось пережить ночь в иглу?

— А Дэррил тебе не сказал?

— Что?

— Все-таки парни умеют хранить секреты, — с удовлетворением произнесла она. — Я вообще в него не попала.

Майкл опешил.

— Только не говори, что ты в одиночку протопала назад до самого лагеря.

При мысли, что она решилась на безумный поступок, по спине пробежал холодок.

— Ничего подобного. Я спала в восемнадцати слоях одежды в спальном мешке, просунув в тоннель только ноги. Боялась, что если пролезу в него хоть немного глубже, Дэррил внутри задохнется.

Узнав о фобии Шарлотты и суровом испытании, которое ей пришлось безропотно выдержать, Майкл проникся к ней еще большим уважением. Как и к Дэррилу — за то, что сохранил ее секрет в тайне.

— У меня весь день при себе будет портативная рация, — сказала Шарлотта, — на случай если вам что-нибудь понадобится.

Иного Майкл и не ожидал.

— Постарайтесь быть осмотрительнее и, прежде чем что-то делать, хорошенько подумайте. Не позволяй там Дэррилу строить из себя босса и чрезмерно помыкать тобой.

— Хорошо, я передам ему твои слова, — пообещал он.

Снова напялив на себя целую кучу теплой одежды, Майкл спешно покинул лазарет.

Добираться до полыньи пришлось на «спрайте» — непритязательной помеси трактора и обычного «хаммера»; а тот, в свою очередь, тащил за собой нарты Нансена, груженные дополнительным снаряжением ныряльщиков. Рядом, с видом ребенка, которого везут в Диснейленд, сидел Дэррил. Караван продвигался по снегу довольно медленно, и прошло минут десять, прежде чем Майкл заметил сборный домик — этакий сарай для садового инвентаря, с развевающимся над ним черно-белым флагом. Полыньи, над которой стоял домик, видно не было, поэтому одинокая постройка посреди белой пустыни производила странное впечатление. Возле ярко-розового, цвета бутона чайной розы, домика возились два сотрудника базы, подгребая к основанию постройки снег, который должен был препятствовать проникновению внутрь ветра; в сущности, домик покоился на цилиндрических опорах на высоте приблизительно фут над ледовым панцирем.

Дэррил проявлял нетерпение и нервно барабанил пальцами по коленям, а когда они подъезжали к месту, высунул голову из окна «спрайта».