Андрей Лысиков - Инфекция

Но теперь все мечты рассыпались, разбились как тонкий хрусталь, на тысячи, а может быть даже миллионы, мелких осколков. Оказались уничтожены непонятной болезнью с простудными симптомами, которая свела здорового и крепкого мужчину в могилу всего лишь за несколько часов.

Ирина закричала, вцепившись руками себе в волосы. Крик в пустой комнате звучал оглушительно громко, но она не останавливалась. Ей хотелось кричать, пока голосовые связки не лопнут, не выдержав нагрузки, кричать, пока она не сойдет с ума от боли, которая словно ржавая пила распиливала ее сердце на части. Крик вознесся к потолку комнаты и рухнул обратно, придавив ее осознанием случившегося. Она потеряла сознание и упала в обморок.

Ребенка в больницу доставить не успели. Хотя водитель «скорой» мчался, очень часто превышая скорость и игнорируя запрещающие сигналы светофора, включив сирену, лавируя между машинами с мастерством высококлассного гонщика «Формулы 1» (в такие минуты он и представлял себя за рулем болида, блистающего на солнце своей совершенной обтекаемой формой где-нибудь на трассе в Монако), они не успели. Маленькая Лиза проснулась, попыталась заплакать, но плач перешел в кашель. Она поперхнулась, сделала резкий вдох, ее грудная клетка поднялась, опустилась… и больше не поднималась. Врач посмотрел на нее, пощупал пульс и со вздохом накрыл маленькое тельце невинного ребенка белой простыней, сосредоточившись на матери. Денис сделал попытку приблизиться к дочери, но остановился, когда врач мрачно покачал головой. Тогда он отвернулся и часто задышал, борясь с подступившими слезами. Но слезы все-таки нашли выход и прочертили две сверкающие в свете медицинских аппаратов дорожки на его лице. Он не заметил, что жена пришла в себя, увидела укрытое с головой тельце своей дочурки, в котором уже не было жизни, попыталась приподняться, но упала обратно на кушетку и потеряла сознание. Врач обернулся к водителю и сказал тому немного сбавить скорость и выключить сирену. Состояние женщины у него не вызывало серьезных опасений в данный момент, а ребенка спасти не удалось. Он снова посмотрел на тело маленькой девочки. В глазах у него стояли слезы.

Антон Ковалев с детства хотел стать нейрохирургом. Чем-то его привлекала эта невероятно сложная профессия. Друзья и родители в один голос отговаривали его поступать в медицинский университет, но он принял решение и не отступался от него. Со школы у него была ярко выраженная склонность к иностранным языкам. В детстве с родителями они прожили несколько лет в Польше, когда отца перевели туда по делам фирмы, в которой он работал. Отец его превосходно разговаривал на английском, и в его работе на зарубежную фирму иных знаний не требовалось. Мать отказывалась учить польский и, посещая магазины, говорила на русском, благо в дружественной славянской стране русский язык был в ходу. А вот маленький Антон уже через месяц мог более или менее сносно говорить с поляками на их родном языке, а уже через два месяца практически свободно общался со своими польскими ровесниками. Не зря, видимо, по мнению лингвистов, мозг ребенка гораздо больше предрасположен к восприятию иностранных языков, нежели у взрослого человека. Уже через полгода, не зная грамматической структуры языка (благо, она не сильно отличалась от родной) Антон ничем не выделялся среди своих сверстников в Польше. И в школе его успеваемость была на том же уровне, как если бы он жил по-прежнему в России.

Они прожили в Польше четыре с половиной года. За это время его отец серьезно поднялся по службе и вернулся с семьей в Россию, став в своем городе главой филиала все той же компании. Антон еще наведывался несколько раз в страну, где прошли несколько лет его детской жизни, но потом вынужден был сосредоточиться на учебе. Делая серьезные успехи в «разгрызании» гранита науки, он особо выделялся в успеваемости по иностранным языкам, практически постоянно общаясь с отцом исключительно по-английски, что безмерно умиляло Петра Романовича. Семейная идиллия длилась до того момента, пока Антон не сказал родителям, что собирается поступать в медицинский. Скандала не было, но он изрядно наслушался от «старшего поколения» нотаций, посвященных тому, насколько сложный путь в жизни он выбирает. Отец его сразу спросил, не легче ли развиваться в том направлении, которое удается ему проще всего. Он имел в виду, естественно, иностранные языки. В-ответ Антон молча удалился в свою комнату, а когда родители уже решили, что он просто решил их проигнорировать, он вошел и так же молча протянул отцу дневник, открытый на последней странице, где выставлялись четвертные отметки. Это было за два года до окончания школы. Петр Романович посмотрел на результаты учебной деятельности сына, закрыл дневник, вернул ему его с улыбкой и больше в семье к вопросу о будущем Антона не возвращались. Отец убедился, что химия и биология у его сына на том же уровне, что и предметы, в которых он, как принято было считать, показывает наилучшую успеваемость. Потому сыну был дан полный карт-бланш на выбор своей дальнейшей специальности. Когда мать в тот вечер попробовала что-то высказать, отец мягко ее остановил, а затем ночью в постели ей рассказал о текущих результатах сына и сказал, что гордится им. Он никогда не хвалил Антона в лицо. Во-первых, считал, что это расхолаживает, и он может его перехвалить, а во-вторых, он был слишком занятым человеком, поднимаясь все выше и выше по карьерной лестнице, и не мог регулярно участвовать в семейной жизни. Антон все прекрасно понимал и не затаивал обиду на отца.

Спустя несколько лет, окончив школу, Ковалев-младший, как иногда с некоторой долей юмора в голосе, называл его отец, с блеском сдал вступительные экзамены в университет. Впоследствии по университету даже ходила байка о том, что сам декан факультета нейрохирургии присутствовал на последнем экзамене, наслушавшись об остальных его результатах. А после экзамена он поднялся из-за стола, за которым сидели экзаменаторы, подошел к Антону, крепко пожал ему руку и вышел из аудитории.

Так нынешний молодой врач «скорой помощи» стал студентом. Несмотря на то, что список поступивших, который вывешивался перед входом в университет, составлялся в алфавитном порядке, фамилия Ковалев была в нем на самом верху. Потому многие, увидев список, хотели с ним познакомиться, заранее представляя его себе этаким заумным парнем с кажущимися огромными за толстенными стеклами очков глазами, вечно не причесанной шевелюрой и в рубашке, застегнутой не на те пуговицы. В самом деле, каким же еще должен был быть, по их мнению, человек, сдавший все вступительные экзамены на «отлично»? В этом Антон их смог разочаровать. Когда на общем собрании факультета, в большой аудитории, где сидели больше ста человек (из которых к последнему курсу должно было остаться чуть больше половины — таковы были суровые условия выживания на невероятно сложном факультете) декан объявил его фамилию, и он поднялся с одного из задних рядом, практически у всех в аудитории было состояние, приближенное к шоковому. Высокий красивый юноша, одетый в обычные джинсы и белую футболку, с внимательным взглядом серых глаз из-под спадавшей на лоб аккуратной челки черных волос, с полным отсутствием заумного выражения на лице и без всяких очков, сразу привлек к себе внимание прекрасной половины факультета. Вскоре на него заглядывались не только его однокурсницы, но даже девушки со старших курсов. Парень с неплохой стройной фигурой, всегда спокойным голосом и пристальным открытым взглядом серых глаз мог заинтересовать кого угодно. Его товарищи по учебе (мужская их часть) очень часто его просто не понимали. По их мнению, он мог менять девушек как перчатки и каждый день появляться в компании новой красотки. Но Антон себе такого никогда не позволял. Он встречался со своей однокурсницей, рядом с которой случайно оказался, когда они несколькими группами отмечали посвящение в студенты. Так получилось в тот момент, что все сидели вперемежку, и, достав из кармана сигарету, Антон повернулся к девушке, сидевшей с ним по соседству, и просто спросил, не будет ли она против, если он закурит. Это было сделано без малейшей показушности, просто вежливый вопрос. Девушку звали Юля, и, когда она повернулась к нему, чтобы ответить, то поняла, что влюбилась. Моментально, с первого взгляда и, как ей тогда показалось, абсолютно для нее безнадежно. По ее мнению, такой парень никогда бы не обратил внимания на такую девушку, как она, обычная студентка, которую можно было назвать симпатичной, но не писаной красавицей. Впрочем, она ошибалась, и уже в тот вечер Антон проводил ее домой и, изрядно смутившись, робко поцеловал на прощанье. С того самого дня они практически не расставались. Их всюду видели вместе. Разве что когда Антон выходил на перемене покурить, он запрещал ей стоять рядом, и уж тем более речи не было о том, чтоб она тоже курила. А в остальных случаях их всегда видели стоявшими в обнимку или прогуливающимися под руку. Завистницы исходили желчью, спрашивая друг друга, что такой парень мог найти в этой девчонке. Даже его приятели его не понимали. Но Антон в ответ на все их вопросы на эту тему лишь пожимал плечами, давая понять, что тема закрыта.