Андрей Лысиков - Инфекция

Однако за весь день им ни разу не повезло. Ближе к полудню удалось обнаружить машину, на первый взгляд бесхозную. Однако это оказалось не совсем так. Хозяин машины остался внутри. Автомобиль стоял на самом солнцепеке, поэтому, когда Павел дернул дверцу автомобиля, оттуда хлынула дикая вонь разложения, фекалий и еще чего-то жуткого. Вся эта дикая смесь породила такое амбре, что девушка сразу бегом бросилась к обочине, где и поспешила расстаться с тем, что оставалось от завтрака. Паше только оставалось порадоваться, что пообедать они пока не успели. Ни у одного из них даже не возникло мысли взять эту машину. Мерзкий запах намертво въелся в обивку сидений и, казалось, сам воздух был пропитан отравой. У него у самого возникали позывы к рвоте, но он сумел совладать со своим желудком, и недолгая борьба завершилась его победой.

— В-общем, с этой машиной нам не повезло, — довольно уныло констатировал он.

— Паш, я вообще, если честно, не думаю, что в безлюдных местах нам повезет наткнуться на брошенную машину. Ее хозяин отлучился на обочину по нужде, и там умер? Весьма сомнительно.

— Я тоже так думаю. Но ведь бывают случайности и совпадения.

— Пойдем дальше, — Юля устало махнула рукой вперед, указывая на уходящую вдаль дорогу. — Не повезло в этот раз, может повезет в следующий. Что у нас там по маршруту?

— Только пара-тройка деревень и поселков. Через восемьдесят, уже меньше, километров будут Шахты. Если повезет, и мы прибавим ходу, можем быть там послезавтра ближе к вечеру.

— Думаешь, там так же?

— Думаю, да, — ему не требовалось разъяснять, что девушка имела ввиду, он и сам все прекрасно понимал.

Карантин в Москве был снят, но случаев столкновений меньше не стало. Уже считалось в порядке вещей выходить на улицу обязательно вооруженным, иначе не исключена была возможность стать жертвой какого-нибудь грабителя. Причины грабить друг друга у людей больше не было — магазины остались без присмотра. Достаточно было взять в руку камень побольше и запустить его в витрину ювелирного салона. Или также, ничтоже сумняшеся, ворваться в отделение какого-нибудь коммерческого банка, коих вокруг было великое множество. Никто, похоже, не утруждал себя раздумьями по поводу того, что грабить теперь в принципе нет ни малейшей причины — все лежало вокруг, и взять это можно было бесплатно. Конечно, вооруженные патрули сновали по столице с автоматами на изготовку и пресекали отдельные случаи мародерства, но количество патрулей было слишком небольшим, а Москва оставалась многомиллионным мегаполисом и случаев грабежей было слишком много, чтобы за всеми уследить. Однако ближе к полудню патруль столкнулся с бандой хулиганов, которые просто ради шутки решили пострелять. Шутка не удалась — один из военных был тяжело ранен. Завязался бой — к патрулю подошла помощь — в ходе которого были убиты все хулиганы поголовно. Оставшись в одиночестве, последний думал сдаться, но очередь из автомата в грудь пресекла его жизненный путь.

Под вечер столица считалась зоной боевых действий. В самом центре Москвы, на Красной площади из ничего, буквально сама собой вспыхнула перестрелка. Так как проходила она фактически у стен Кремля, в действие были введены бойцы президентского полка. Несмотря на то, что не меньше половины состава было выкошено инфекцией, профессионализм и качественное вооружение сказали свое веское слово. Отменно обученные, блестяще подготовленные, быстро посеяли панику среди нападавших. Вскоре военные уже ходили между лежавшими, добивая раненых. А причина безжалостной схватки с плачевным завершением для гражданских так и осталась неизвестной.

Чуть позже неизвестные устроили пальбу с военными прямо на месте грабежа. Трое молодых людей влезли в ювелирный магазин как раз в тот момент, когда двое патрульных свернули на улицу, где происходило ограбление. Завязался бой, но патрульные оказались не готовы. Обоих убили еще на подходе. Но на беду грабителей, мимо проходил еще один патруль. Бессистемность перемещения патрулей иногда шла им на пользу. Военные видели гибель своих сослуживцев и вызвали подмогу. Когда трое молодчиков выходили через витрину магазина, их встретил дружный залп. Несколько автоматных очередей уложили двоих одновременно. Третий разумно оценил ситуацию, но поступил недальновидно, метнувшись обратно в магазин, очутившись благодаря этому в ловушке — другого выхода из магазина не было. Парня просто забросали гранатами со слезоточивым газом, выкурив его на улицу. Снаружи он был повешен с позорной табличкой на груди, на которой коряво фломастером кто-то написал «мародер».

Молодой человек оказался далеко не единственным повешенным в этот день. Военные решили, что глупо тратить патроны на изменников и предателей. Поэтому было принято негласное решение расправляться с ними более постыдным образом. Впрочем, в столь суровой расправе над мародерами участвовали не только и не столько военные, сколько обычные граждане, у которых сам факт мародерства вызывал отвращение. Некоторые, прежде чем повесить пойманных грабителей, измывались над ними, просто потому, что пойманные уже не могли оказать сопротивления. Мародерам выкалывали глаза, отрубали руки, и все это проделывалось пока жертвы были еще живы. Ни мольбы о прощении, ни дикие крики боли не останавливали «карателей». Ослепленную жертву вешали на ближайшем телеграфном столбе и молча наблюдали, пока человек не издавал последний вздох. Самым ужасным было то, что палачи наблюдали за мучениями с улыбками, с сознанием выполненного долга. Понятие «человек» было фактически деклассированно.

Подобное происходило не только в столице, но и в других городах. В Волгограде в одной из команд «карателей», как они сами себя называли, особой жестокостью в расправе над пойманными грабителями выделялся Виктор Селютин или просто Витек для его окружения. Он разве что не смеялся радостным смехом ребенка, когда проводил очередную казнь. Заученным текстом, голосом полным пафоса, он объявлял очередному пойманному грабителю:

— Осужденный, вы приговариваетесь к смертной казни через повешение. Справедливый суд рассмотрел все стороны вашего дела (столь варварскую расправу он еще и называл «делом») и пришел к выводу, что вы виновны по всем пунктам обвинения. Могли бы вы что-нибудь сказать в свое оправдание? — далее следовала прямо-таки театральная пауза, даже Станиславский не смог бы выкрикнуть свое «не верю».

Естественно жертва не могла ничего сказать, рот несчастного был надежно заткнут кляпом или заклеен скотчем. Выдержав приличествующую случаю паузу, Витек надевал на шею жертве непрозрачный мешок, затем петлю и давал команду своим бойцам. Те резко вздергивали, а затем отпускали веревку. Под действием гравитации тело казненного летело вниз и на рывке вертикально провисало в полуметре от земли. Если «осужденному» везло, шея ломалась сразу, и смерть следовала мгновенно. В противном случае человек продолжал в течение минуты-другой извиваться, борясь за свою жизнь. Но все было безрезультатно. Селютин дожидался смерти очередного казненного, а затем отворачивался к своей команде и издевательски витиевато кланялся. Мужчины из его компании приветствовали этот артистизм дружным хохотом, и на этом очередная казнь была признана завершенной. И так раз за разом. Даже военные предпочитали обходить компанию Витька стороной и не связываться с ним. И уж тем более никто не рисковал вступать с ним в перестрелку. Одни рискнули. Витек взял живыми троих. Сам потерял двух человек убитыми, причем одного своего тяжелораненого он добил лично, не желая с ним возиться. А вот трое пленных успели пожалеть о том, что не погибли при огневом контакте. Селютин подвесил всех троих на соседних фонарных столбах, предварительно отрубив им кисти рук и ступни. А затем спокойно сел неподалеку на скамейку, закурил и наблюдал, как несчастные умирали от потери крови и болевого шока. Когда все было кончено, Витек прошелся вдоль импровизированной виселицы и пошевелил палкой каждое из тел, пытаясь убедиться, что все трое и правда умерли. Убедившись в этом, он дал отмашку своим людям, и вся компания уселась в две машины и укатила куда-то ближе к центру города. Приближалась темнота, и в темноте можно было не заметить собственной смерти, поймав шальную пулю, коварно выпущенную из-за угла. А смерти Виктор боялся до одурения. Каждый день он просыпался с мыслью, что на этот раз и он простудился, подхватил эту заразу. Однако дыхание оставалось чистым, а температура не поднималась выше тридцати семи градусов, что было для него в пределах нормы. Даже насморк не беспокоил. И так проходил день за днем.