Елена Хисамова - Ужасное наследство

Приснилась мне прекрасная женщина, танцевавшая необыкновенной красоты танец. Её одежды выглядели причудливыми. Казалось, что покровы, скрывавшие её наготу невесомы. Они струились, как нежнейший шёлк, и переливались, как радуга. Хоть мал я был тогда, охватила меня во сне сладкая истома. А внизу живота заныло от непонятного томления. И я наблюдал, как, танцуя, она направилась к молодому мужчине. Приглядевшись внимательнее, я понял – это дед, только моложе лет на сорок. Его лицо светилось такой любовью и желанием, что чудилось, вся жизнь заключалась в прелестной незнакомке. Женщина приблизилась к нему, и они слились в поцелуе, который, казалось, длился вечность. Но вскоре блаженство на лице мужчины сменилось сначала на изумление, а затем на откровенную боль. Будто танцовщица забирала его жизнь и душу. Глаза подёрнулись пеленой, их блеск погас. На меня смотрели глаза восковой фигуры, и жизни в них не осталось ни на грамм. Я проснулся и записал видение в тетрадь.

Утро следующего дня началось с рыданий и криков матери и запаха корвалола. Но на какое-то мгновение мне послышалась в её плаче нотка облегчения - мать стала сама себе хозяйка, и никто теперь ей не мог указывать, как жить. Врачи скорой помощи объяснили, что произошла остановка сердца во сне. Якобы, медицина до сих пор не может объяснить, почему у абсолютно здоровых молодых мужчин во сне возникает фибрилляция сердечной мышцы, а затем смерть. А дед был, к тому же, не так молод, ветеран войны и так далее. Короче, мать вполне удовлетворили их пояснения. Она быстро успокоилась и деловито принялась за подготовку похорон и поминок.

Наступил день переезда. Я так подробно рассказываю, чтобы самому ещё раз попытаться осмыслить, мог ли я изменить ситуацию тогда, сопротивляться неотвратимо надвигающемуся злу. Впоследствии я не буду утомлять вас малозначительными мелочами и расскажу лишь о главных событиях страшной истории. Если, конечно, успею задуманное.

Переезжали мы холодным ноябрьским днём. Природа казалась сиротливой и убогой. Земля лежала голая и бесприютная. Бессердечные ветра злобно задували, и без перерыва моросили холодные и нудные дожди. София грустила с самого утра. Я пытался, как мог, развеселить и отвлечь сестру. Показывал ей книжки с яркими картинками, строил уморительные гримасы. Но затейник из меня был никудышный. София с лёгкой улыбкой смотрела на меня, а в глазах дрожала невысказанная печаль. Она уже тогда предчувствовала, сколько горя и несчастья переживём мы в унаследованном доме.

По приезду на место у взрослых началась такая суета, что о нас совершенно забыли. Мать поначалу не обратила внимания, что сестра в горячке. Лицо девочки пылало жаром. Неожиданно её глаза закатились, и она потеряла сознание. Спешно привезённый отцом сельский фельдшер поставил страшный диагноз – круп. Пять дней провела сестра между жизнью и смертью. К счастью, на шестые сутки кризис миновал, жар спал, и София вернулась сознанием к нам. Словно лёгкая тень осталась от весёлой жизнерадостной девочки, которой малышка была до переезда.

Хотя произошло нечто хорошее – я перестал кричать по ночам и опять заговорил!

Осень плавно сменилась зимой. Отец поменял место работы. К его радости, вместо горячего плавильного цеха им стало огромное лесное хозяйство, раскинувшее бескрайние просторы на многие километры вокруг. Он оформился егерем в лесничестве заповедника. Мать решила оставить службу и заниматься домом и детьми.

София ещё недостаточно окрепла после болезни, поэтому я изучал закоулки дома в одиночку. Казалось, не осталось ни одного места, куда бы ни влез мой любопытный нос. Но дом умел хранить древние секреты и открывал их, когда сам того захочет. В единственное помещение мне не было доступа – в подвал. Лестница, что туда вела, совершенно обветшала и прогнила. Мать из опасения, как бы я не переломал себе рук и ног, запирала железную дверь в подвал, а ключи постоянно носила с собой. Меня разбирало любопытство, но мысли стянуть их без разрешения, не возникало. Наверное, время тогда не пришло. Злу требовалось вызреть, поэтому зова я ещё не слышал.

Со школой мама решила повременить и сама дома обучала меня арифметике, письму и чтению. Последнее было лишним – читал я лучше любого взрослого. Может, не всё в прочитанных книгах стало мне сразу понятно. Только день ото дня мои знания увеличивались в геометрической прогрессии. В облюбованной мной мансарде, которую я назвал башенкой, стояли три старинных кованных сундука, о счастье, не выброшенных матерью за ненадобностью во время ремонта. К слову, в самом помещении ремонт делать не стали. Так что, там осталось всё, как в те годы, когда бабушка и её сестра жили в доме.

Как сейчас помню восторг, который я испытал, открыв один из сундуков. Долго, с усилием я пытался поднять тяжеленную крышку. Наконец, она откинулась назад, с громким гулким стуком ударила по задней стенке и взметнула клубы пыли, вырвавшейся из его глубины. Я долго чихал, потом тёр кулаками глаза – сначала от пыли, а потом от изумления. Сундук оказался доверху набит старинными книгами. И вот здесь, под самой крышей началась совсем другая жизнь для нас с сестрой.

Если раньше я читал много, то теперь просто жил книгами. Самым преданным, самым внимательным моим слушателем стала София. Мы зачитывались старыми сказками, легендами, книгами путешествий и приключений. Я видел, каким испугом или удивлением горели глаза сестры. Как у неё замирало дыхание в самых захватывающих местах повествования. Как заливисто она хохотала над смешными историями и горько плакала от грустных рассказов.

Мать поначалу с опаской относилась к нашему уединению в башенке. Но, заметив, что дочка ожила и повеселела, махнула рукой и больше не вмешивалась в детскую жизнь. А мы с упоением блуждали в сказочном мире. София была моей прекрасной дамой, а я её странствующим рыцарем. Она была спящей царевной, а я принцем на белом коне. В наших детских играх и мечтах я всегда спасал сестру, а в жизни, не желая того, убил. Днём мы с Софией вместе странствовали по книжным мирам, а по ночам я путешествовал в одиночестве.

Как я уже говорил, мои ночные кошмары закончились с переездом. Но у меня проявились мистические способности. По ночам я словно выскальзывал из тела, недвижимо лежащего на кровати, и беспрепятственно ходил, где вздумается. Ни запоры, ни стены не являлись помехой для меня. Не зная холода и усталости, я полюбил бродить по заснеженному участку вокруг дома, любуясь на ели, застывшие в призрачном лунном сиянии. Иногда, дурачась, с хохотом скользил по глади пруда и представлял себя знаменитым фигуристом или хоккеистом. И всё чаще удалялся от дома на достаточно большие расстояния. В одну из таких прогулок, наблюдая за охотой огромной рыжей лисицы, я забрёл так далеко, что потерял дорогу назад. К слову сказать, пока я следил за ней, лисица не обращала на меня внимания и продолжала вынюхивать заячьи следы. Слегка испугавшись, я решил влезть на высокое дерево. Затея почти увенчалась успехом, но на самой вершине у меня дрогнула рука, я пошатнулся и сорвался вниз. Что произошло затем, трудно описать словами. Вместо того чтобы рухнуть камнем вниз, я парил в воздухе. Мне не надо было прилагать даже мизерное усилие для этого. Так я узнал, что по ночам умею летать. Вернее не я, а моя душа. С полётами ночные путешествия стали гораздо увлекательнее. Теперь я переносился за многие сотни километров от дома, повидал удивительные континенты и страны, наблюдал за жизнью других людей, их обычаями. Меня так опьянили проявившиеся фантастические способности, что поначалу я совершенно не задумывался, что в это время происходит с покинутым телом. Мать нарадоваться не могла – сын перестал всех пугать ночными воплями. Она говорила, будто теперь я сплю, как убитый.