Роман Лерони - Багряный лес

Он замолчал, когда увидел, как ласково, и немного с тревогой смотрят на него ее глаза.

— Это правда, что ты вел переговоры сам?

"…господин Переверзнев на пресс-конференции призвал журналистов к спокойному освещению факта угона автобуса, пояснив, что излишняя шумиха может иметь негативные последствия в будущем — спровоцировать всплеск подобных противоправных действий.

Террористы до сих пор не выдвинули никаких других требований, кропе проезда в Чернобыльскую зону. По утверждению того же господина Переверзнева, бандиты настроены весьма решительно, что позволяет утверждать, что это не последние переговоры с угонщиками автобуса….

…это позволит силовым структурам навести порядок в Чернобыльской зоне, и это будет беспрецедентный в истории…

Президент Украины отметил высокий профессионализм работников МВД, и в первую очередь работу министра…"

— Загомонили, — тихо бросил Олег, косясь на телевизионный экран, на котором демонстрировались кадры, снятые какой-то периферийной телекомпанией: несущийся навстречу оператору автобус, окруженный эскортом из милицейских машин; столкновение патрульных автомобилей.

"…Союз журналистов Украины считает, что министр МВД идет на крайне непопулярные меры, арестовывая служащих средств массовой информации, и его утверждение о том, что каждый должен заниматься своим делом, звучит в данной ситуации несколько неуместно. Меры…"

— Из-за них покалечились четыре милиционера, — в досаде громко прошептал он. — Они перешли черту дозволенного в погоне за "первым кадром". Пусть теперь пожинают свою славу с коек тюремного общежития. На днях их "дела" будут переданы в прокуратуру.

Наталья успокаивающе погладила его руку, лежащую на столе.

Зазвонил телефон.

— Переверзнев, — ответил Олег, включив связь.

Звонил дежурный Оперативной части министерства.

"Господин министр, как вы и приказывали, сообщаю: автобус, государственный номер…"

— Покороче, — попросил Переверзнев.

"Автобус с террористами пересек Контрольный пункт Чернобыльской зоны в поселке Дибровы Ровенской области в ноль часов одиннадцать минут по киевскому времени".

— Спасибо. На пять часов утра подготовьте для меня доклад о дислокации подразделений МВД и армии на границе с Чернобыльской зоной.

"Есть, господин министр".

Наверное, единственное, что он по-настоящему любил так это свой дом, собственное жилище. В молодости, за хлопотами серьезной и опасной работы, он часто мечтал о том, что когда-нибудь у него будет место, где он сможет быть самим собой. Грезил о том, что сможет там, в своем доме, быть наедине с собственными мыслями, не играть различных ролей, которые от него требовали и жизнь, и служба. В какой-то мере эта мечта толкнула его десять лет назад на службу к Тодору Караче. Другого выхода и способа стать независимым человеком у него тогда не было — разведка учила: не имей ничего, чтобы быть свободным и, значит, живым. Это было действительно так. Материальное привязывает к себе, заставляет себя любить и о себе заботиться, а человек, посвятивший себя разведке, был обречен иметь только долг и обязанности.

У Олега не было дома. Была квартира. По возвращении из Алгонии, занимаясь легализацией своего капитала, он долго перебирал предложения различных агентств, торгующих в столице недвижимостью, но долго не мог решиться на что-то определенное. Он не мог объяснить ни себе, ни тем более служащим агентств, какими критериями руководствуется в выборе своего будущего жилища. Хотелось простора не только внутри квартиры, но и за ее границами. На его деньги ему предлагали все самое дорогое, но те квартиры были для него какими-то незавершенными. Это относилось не к планировке, не к оснащению, не к ремонту. В них постоянно чего-то не хватало… Чего-то. Но теперь, когда у него была эта, в непрестижном, как могло показаться другим, для его положения районе Беличи, что на самой окраине Киева, эта квартира стала материализацией его давней мечты: четыре просторные комнаты, обставленные дорогой и редкой мебелью, все белое, словно ее обитателю не доставало чистоты обыкновенной, как принято считать — санитарной, и, главное, вид из всех окон квартиры… Он открывал бескрайность мира, наливал сердце и душу той спокойной свободой, которую могут воспринять и ценить только те, кто большую часть жизни отдал морю, либо странствиям, когда жажда пути и дорог остается тоской в сердце на всю жизнь, а время требует определенности. Из окон квартиры была видна загородная даль, которая лежала за синей гладью озера под бескрайним небом, нежно и прочно.

Когда ему предложили квартиру недалеко от левого берега Днепра. Там тоже была эта зовущая даль. Но в ней не было покоя — река постоянно двигалась. Озеро же, Беличевский Став, был неподвижным и наполненный степенным покоем в своих берегах.

Он не занимался домашней работой, у него, с момента возвращения из Алгонии было достаточно средств, чтобы нанимать домохозяйку. В этот раз это была очень молодая женщина. Возможно, у нее была какая-то чисто женская надежда на то, чтобы устроить собственную жизнь, а, возможно, и чувства. После её посещений, которые происходили с договорной периодичностью — четыре раза в неделю, квартира с каждым разом становилась всё более уютнее. Она одомашнивалась, как называл это состояние сам Олег. Нет, женщина ничего не добавляла к тому, что было, не изменяла его. Все, напротив, оставалось на прежних местах в состоянии полусонной и строгой аскетичности. Но изменения все-таки были. Их могла пРовности только женщина, такие же необъяснимые, как и она сама. Хозяин был благодарен ей за это, материально. Не более того, что было совсем не трудно. Они виделись очень редко, и эти встречи были случайными, когда те или иные обстоятельства приводили Переверзнева среди рабочего дня домой. И хорошо, что это было именно так. Ему, кто за годы хоть в чем-то и как-то разобрался в женщинах, было нелегко читать в глазах этой женщины надежду.

Открыв дверь собственной квартиры, Олег замер, не решаясь сделать шаг через порог. В доме был кто-то чужой. Он бросил быстрый взгляд на наручные часы. 1:34 ночи. Рука спокойно скользнула за пояс джинсовых брюк, вынула пистолет из кобуры и взвела курок. Вполне могло оказаться так, что домработница осталась на ночь. Были и такие случаи между Олегом и этой женщиной… На это указывало то обстоятельство, что ключи от квартиры были только у него и у неё. За три года он привык к этой женщине, нею производимому ею шуму, сделанной ею уборке, аромату приготовленной ею пищи. И сейчас он четко определял, что в его квартире чужая женщина. Прежние приметы никак не сходились с настоящими: их вообще не было, кроме запаха дорогой парфюмерии, который был настолько свеж и ярок, что можно было определенно сказать, что их обладательница не только без спроса вошла в чужую квартиру, но и осталась в ней.