Роман Лерони - Багряный лес

Она потерла глаза, чтобы избавить их от слабого сонного зуда.

— Вы что-то сказали? — спросила она.

Гадалка на секунду перестала раскладывать карты и посмотрела на гостью, сидящую напротив.

— Да ты, душенька, вообще раскисла. — Ее глаза были мягки и ласковы, совсем, как бабушкины. Такие глаза не могли лгать. Они родились, чтобы читать правду по этим атласным кусочкам картона. — Попей, попей чайку. Он из специальных трав, секрет которых, — она сделала паузу, возвращаясь к раскладыванию карт. — Секрет очень старый. Попей. А я тебе буду рассказывать дальше… Может бросить на этого загадочного и молодого бубнового короля, который так упорно будет добиваться тебя, а?

Юлия отпила чай. По вкусу он был похож на обыкновенный чай, но возможно она просто не могла определить вкуса тех самых секретных трав. За последнее время она многое не могла не только определить, но воспринять. После ухода мужа… Он просто встал утром, собрал вещи, попрощался и ушел. Взял и ушел! И никаких тебе объяснений, кроме сухих: "Прости. Прощай", и скупой на покой тишины, которая осталась после того, как закрылась за ним дверь.

Первый и второй дни после этого прошли спокойно. Юлия не понимала всей серьезности случившегося и прожила их, как обычно — ожиданием, работой и домашними хлопотами… Но за ними пожаловал день третий. Тут и начался весь кошмар. Она наконец поняла, что его никогда не будет рядом. Никогда…

Приходили подруги. Они были рядом, что-то говорили, советовали, но она не слышала их речи. В ее ушах набатом гремели его два последних спокойных слова: "Прости, прощай". Она кричала в истерике, не видела света из-за слез — старалась перекричать свое горе, а любовь утопить в слезах. Во всем она обвиняла его, и в первую очередь за то, что у него — как это банально! — "появилась другая"… "Да, — солидарно и сокрушенно соглашались с ее горем ее подруги, — не иначе. Вот сволочь же!.. Нашел себе какую-то курву и отвалил, скотина! Это точно… Ты пореви — легче станет. Такова наша бабья судьба". И были минуты, когда и она верила в его неверность, проклинала и оскорбляла его, этим самым гоня от себя прочь правду, которая упрямо лежала на поверхности: "Это не он… Не он, а ты… А он узнал". И не было никаких оправданий, только боль и казнь за грехи, о которых не знали и лучшие подруги.

Оказалось правдой то, что у него… никого не было. Он переехал к матери и жил там. Юлия пыталась встретиться с ним, поговорить, если не о том, что произошло, так хотя бы о том, что делать с квартирой — ведь она общая (на самом же деле его)… Он же проходил мимо нее, и если его взгляд скользил по ней, то невидяще и с затаившейся на дне болью и презрением. И тогда она поняла, что он не хочет больше иметь с нею ничего общего: ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, не говоря уже об имуществе. Как-то ей подумалось, что есть единственный способ привлечь его внимание: умереть, чтобы он пришел к ней на могилу. Хотя, по правде, она мало надеялась даже на это… Она его хорошо знала. Для него она и так умерла.

А "бубновый король"… Да, это был тот самый, с которым…

"Нет, ну ты представляешь, какая он скотина! — твердили подруги, утирая ей слезы. — Ка-ка-я сволочь! И кто мог предположить…" Они же посоветовали ей пойти к этой гадалке, чтобы "бросила карты на этого подлеца". Они говорили это таким тоном, словно можно было таким способом ему навредить, отомстить. Знающе говорили, авторитетно.

И Юлия пошла, но не для этого, а для того, чтобы узнать свое будущее. Его больше не было, и надо было позаботиться о себе самой, и утешиться хотя бы так, дремая перед гадалкой и с ее кошкой на ногах.

— Бубновый король, — вдруг произнесла она, — он вообще никакого отношения ко мне не имеет.

Гадалка подняла на свою гостью глаза:

— Душенька, ты что-то сказала?

Юлия вздрогнула от этого вопроса. Что-то случилось с нею только что, но что?.. Вдруг, она все поняла и узнала. Все… Ее голос наполнился верой в свою правоту. Она протянула руку и указала на карту.

— Этот король ваш сосед Игорь Андреевич. Вы сегодня ждете его на ночь, Александра Сергеевна.

Она говорила, понимая, что не может остановиться, замолчать. В эти мгновения в ней было столько правды, что для нее не хватало места в немоте.

Кошка на ее коленях напряглась, прижала уши и глухо зарычала, и внезапно, с сильным истеричным криком спрыгнула на пол и быстро забралась под диван, откуда беспрестанно доносился ее крик. Кошку словно резали, настолько сильно она вопила из своего убежища.

— Хозяйка квартиры переводила изумленный взгляд с дивана на гостью и обратно.

— Душенька, — в ужасе выдохнула она. Женщина напротив нее не могла знать ни ее имени, ни тем более имени ее соседа-любовника. — Что вы такое говорите?

Она не узнавала в этой женщине прежнюю, спокойную под тяжестью своего горя, девушку. Гостья за какое-то мгновение неуловимое изменилась: потемнели, стали черными, как вороново крыло, волосы, стали шире и гуще брови, и в безжалостной строгости сдвинулись к переносице, глаза из нежно-серых и потерянных стали бездонно-карими и налились чем-то недобрым, от чего хозяйка квартиры в ужасе попятилась.

— Ты… это… брось чудить, девка, — задыхаясь собственным страхом, неуверенно пролепетала она. — Иначе я милицию вызову.

Девица рванула на себе одежду, легко и просто разрывая ее на клочья. Под ее пальцами ткань рвалась, как гнилая. Хохот женщины, усиленный непонятным металлическим эхом, со звоном ударил по стенам квартиры. В этот же момент телефон, к которому пятилась гадалка, сорвался со столика, подпрыгнул в воздух и разорвался в нем, словно зенитный снаряд, брызнув в стороны синими шарами огней, разлетелся острыми осколками по углам комнаты.

Гадалка заверещала громче своей кошки и повалилась на пол, стараясь заползти под диван к своей любимице.

Огни, голубые светящиеся шары закружились по комнате вокруг полуобнаженной гостьи — на ней из одежды остались одни тоненькие плавки. С сухим треском лопнула в люстре лампа, но в комнате не стало темнее, даже светлее, так как вращающиеся огни загорелись ярче, и их блики, освещая тело девушки, делали его мертвенно-бледным. Она продолжала смеяться.

Со стола, словно подхваченные ураганом, поднялись в воздух разложенные карты, и из тех, на которых были изображены картинки, полезли маленькие черные фигурки. Они проворно спрыгивали с летящих карт и оказывались на столе, на котором с тоненьким смехом закружились в бешеном хороводе, пощелкивая длинными хвостиками, и в смехе потрясая головами с ослиными ушами и серповидными острыми рожками.

Несколько черных фигурок спрыгнули на пол и, дробно стуча по паркету миниатюрными копытцами, побежали к лежащей возле дивана женщине.