Георгий Старков - Сценарий Анжелы

– А ты что здесь делаешь?

– Я? – Анжела непонимающе моргнула; вопрос застал её врасплох. Девочка ждала ответа, очень серьёзно вглядываясь в её лицо влажными карими глазками. Нужно было что-то сказать, и Анжела выбрала правду:

– Я ищу свою маму.

– Она здесь?

– Наверное…

Девочка всхлипнула снова и привалилась к перилам.

– Тогда найди её быстрее. Иначе он её тоже убьёт…

Анжела похолодела. Холл вдруг стал черно-белым. Она вспомнила тёмного человека в конце сгоревшего коридора – человека, который знал всё, но не хотел говорить.

– Кто – он? Ты кого-то… видела?

– Он там, – девочка указала наверх. – Я боюсь его… Джеймс. Я знала, что он сделал это. Он убил… он убил Мэри…

– Джеймс, – повторила Анжела вслед за девочкой, как эхо. Имя снова показалось незнакомым. – Откуда ты это знаешь?

– Он сам мне это сказал, – девочка подозрительно посмотрела на неё. – Ты не думай, я не вру! Он сам…

– Я верю тебе, – успокоила её Анжела. – Я верю.

Так и знала…

Странное, болезненное ликование, начавшее было наполнять её, лопнуло, как воздушный шарик. Остался только пресный, безвкусный факт: человек в зелёной куртке пришёл в этот город, убив свою жену. Он тоже заплутал в тумане своих иллюзий, совсем как она сама. Слишком много совпадений…

Город призвал их обоих.

А что сделала ТЫ, девочка? За что ты здесь?

– Не ходи туда, – предупредила девочка, продолжая спускаться по лестнице. Видимо, Анжела перестала представлять для неё интерес. – Найди свою маму и уходи отсюда. Здесь страшно…

Она в последний раз посмотрела на Анжелу, надеясь услышать что-то в ответ. Но она молчала. Слова иссякли, как просыхает колодец жарким летом. Разочарованно засопев, девочка выбежала из холла, громко хлопнув дверью. Анжела осталась одна.

– Здесь страшно, – повторила она за девочкой спустя долгую минуту. – Как страшно…

Коридор второго этажа нисколько не изменился со вчерашнего дня. По-прежнему тёмный, грязный и отдающий ностальгическим очарованием. С каждым шагом ноги наливались свинцом, и когда Анжела добралась до номера 207, она уже едва отрывала пятки от пола. Золотистый номер снова отсвечивал в тусклом свете, невообразимо жуткий этим дождливым утром.

Она открыла дверь. В глаза ударил знакомый белоснежный свет. За окном снова плавали чёрные точки, хаотично перемешивающиеся друг с другом. Дождевые капли ударялись о стекло и оседали крупными потёками, размывая картину. В номере было тепло и уютно.

– Мама…

– Ты пришла.

Она лежала на кровати, постаревшая, волосы все поседели… но в её глазах мама не изменилась ни на йоту. Совсем как Рон. Дрожа всем телом, Анжела подошла к ней. Мама устало смотрела на нёе снизу вверх… Сколько ни пыталась Анжела найти в её глазах любовь и радость, ей это не удалось.

– Сядь, Анжела.

Она покорно опустилась на стул рядом с тумбочкой. Не так всё должно было быть, не так… В горле застрял комок, который невозможно проглотить. Она вдруг поняла, что тихо плачет.

– Мама, я так хотела найти тебя… Все эти годы…

– Зачем ты это сделала, Анжела?

Вот тут она зарыдала в голос, не смея припасть к груди матери, которая смотрела на него отчуждённо и осуждающе.

– Он сам виноват, мама. Ты же знаешь… Он заставлял меня. Он…

– Не надо.

Мама положила ладонь ей на руку. Ладонь была сухой и холодной. Анжела бережно сжала её в руках, но не почувствовала ответного тепла.

– Не надо оправдываться, Анжела.

– Да… – в слезах бесконечной благодарности, смешанной с облегчением.

– Просто скажи: зачем ты это сделала? Зачем?

Она подняла глаза на неё в замешательстве и ужасе.

– Но я же сказала… Он хотел…

Анжела запнулась; чёрные точки за окнами закружились быстрее, и она внезапно увидела в них некий сокровенный смысл – глубокий, страшный и нежеланный. Холод окатил её, как ледяной душ.

– Не может быть…

Она лихорадочно копалась в воспоминаниях прошлой ночи, выворачивала на пол содержимое полок и шкафов… но не могла найти то, что искала. Она в остервенении разбрасывала тусклые листочки памяти, отказываясь верить, разрывала их и впивалась жадным взглядом в картины, образы и слова… пока у неё не кончились силы и осознание невозможного не взглянуло ей в лицо.

– … не может…

Открыв рот, Анжела уставилась на маму, на её дряблое, морщинистое лицо, страстно желая, чтобы она что-то сказала, хоть что-то – то, что если не объяснит всё, то хотя бы отпугнёт подкрадывающуюся боль. Но мама молчала. Пляска чёрных точек за окном стала невыносимой.

– Что это значит? – закричала Анжела; на потолке колыхнулась большая хрустальная люстра. – Что это значит, мама?!

Твои воспоминания лгут.

– Но я же помнила, – она схватилась за голову и закрыла глаза, пытаясь остановить бурю, которая разгоралась внутри. – Я помнила, что он пришёл пьяный… потом я захотела уйти…

– Анжела.

Она не шелохнулась.

– Теперь ты поняла…

– Нет… – она замотала головой. – Нет, я не понимаю. Если он не пытался делать это, то зачем…

Зачем я убила отца?

Вопрос повис, не давая ей дышать. Боже, как это страшно – узнать, что всё, в чём ты была уверена минуту назад, рушится, как карточный домик, и обращается в пыль. Как страшно узнать, что чудовище, от которого ты прятался, есть ты сам. Как страшно заглянуть внутрь себя и увидеть там пустоту, отороченную кровью…

Она заплакала в который раз. Веки распухли и воспалились, не выдержав того количества влаги, что сочилась сквозь них. Она плакала, сидя у кровати мамы, и та по-прежнему не делала ничего, чтобы облегчить её страдания.

– Анжела, – позвала она спустя тысячелетие. – Анжела, послушай меня.

Она никак не отреагировала.

– Ты должна дойти. Дойти до конца.

– Куда? – глухо спросила она. Куда дальше? Теперь уже ничто не имеет значения… Она сумасшедшая, и пути в жизнь больше нет. Вот почему Рон не хотел, чтобы она встретилась с матерью. Берёг её до последнего…

Внезапно рука мамы поднялась и шлёпнула её по запястью. Анжела едва не вскрикнула.

– Не время идти назад, Анжела. Осталось совсем немного. Ещё чуть-чуть…

– Это ты играла со мной? – спросила она сквозь пелену слёз. – Скажи, мама… это ты была тем тёмным человеком?

– Не говори ерунды, – в голосе мамы прозвучали железные струны, знакомые с пелёнок. – Иди до конца.

– Но, мама…

– Иди.

Когда мама стала такой жестокой? Анжела смотрела на женщину, лежащую на кровати, отказываясь верить, что это мама, её любимая мама, о которой она хранила бережную память все эти годы. Этот не терпящий возражений тон, эта глухота к её слёзам… Почему она продолжает её мучить?

Она поднялась со стула и неловко сделала шаг назад, едва не споткнувшись. Белый свет хлестал по нервам. Как во сне, она прошла к двери и взялась за золочёную ручку, когда голос мамы заставил её замереть: