Георгий Зотов - Сказочник

Небеса вспыхивают чёрным пламенем.

Трон Демиурга исчезает среди бушующих языков огня – вместе с лестницей и маслянистой Бездной. Словно разрыв в центре холста художника, в воздухе проступает яркая картина, наподобие киноэкрана. Первое впечатление – мне показывают в 3D голливудский фильм-катастрофу. Целые города охвачены по-жарами. Трескается земля, в гигантские расщелины сползают проспекты с шопинг-центрами и ресторанами. В мировых столицах – уличные бои. Я вижу дымящиеся танки на Уолл-стрит и развалины Кремля. Сотни живых скелетов лежат на земле, умирая от сыпного тифа. Безумные шайки людоедов, набивающих человеческим мясом оскаленные рты. Цунами, поглотившие Токио, Шанхай и Джакарту. Воды, сомкнувшиеся над верхушками небоскрёбов с угасшей иллюминацией. По заснеженным дорогам бредут замёрзшие матери, толкая коляски с мёртвыми детьми. Но это не самое страшное…

Я отчётливо вижу лицо Ильи.

Он здорово изменился – уже не мальчик, а взрослый мужик, ему лет сорок. Гладко выбритый череп, тёмные очки, необычная одежда вроде балахона. Илья босиком, лишь золотые браслеты обвивают лодыжки. Мой друг – отец всего, что случится с Землёй, архитектор и планировщик самых ужасных бедствий за всю её историю. Гитлер по сравнению с ним – девочка в гольфах, в платьице и с мороженым. Он не завоеватель, не диктатор или безумный учёный, и уж тем более не организатор природных катастроф. Но Илья уничтожает человечество так, как голодный бомж пожирает сэндвич: давясь и глотая целыми кусками. Над стонущей в агонии Землёй я вижу четырёх всадников Апокалипсиса. Мы стоим, молча глядя на смерть планеты, – я, Полемос, Лимос и Никао. Полемос улыбается, в левой руке она держит плоский меч. Её вены пульсируют океанами свежей крови. Лимос прижал к тощей грудной клетке весы. Я вижу, как шевелятся губы, он явно шепчет: «Хиникс пшеницы за денарий, и три хиникса ячменя за денарий» [44]. Никао поправляет на распухшей голове венец, переполненный вшами [45]. И, наконец, я – на бледном «мустанге». И я уже отлично знаю, давно и наизусть: дана мне высшая власть – умерщвлять всех мечом, и голодом, и мором, и зверями земными…

– Откуда ты взялся, Илья? – шепчу я, не в силах говорить. – Кто же ты?

– Это долго объяснять, – доносится сквозь грохот рушащихся домов и крики умирающих голос Мастера. – Библия подробно описала его появление, возьми и почитай, если хочешь. Илья, выражаясь библейским языком, Антихрист, «человек греха». Твой друг в будущем – основатель новой религии, что ввергнет людей в резню во имя идей свежеиспечённого божества. Он принесёт с собой и беды, и разрушения, и катаклизмы. Так что поздравляю тебя, Танатос. Убийством его родителей ты лишь отсрочил гибель планеты на тридцать лет. Земля умрёт в конвульсиях, десятилетиями истекая кровью, а не за пару месяцев от вируса. Илья будет царствовать над Землёй, пока царство греха не утонет в крови. Он – механизм, спусковой крючок, избранный волей случая, чтобы уничтожить человечество. Палач планеты. Теперь понятно, Танатос, кому ты подарил жизнь?

Видение исчезает – буквально за одну секунду.

– Ты можешь уволиться, – бесстрастно сообщает Демиург. – Но раз и навсегда запомни, кто виновник грядущего Апокалипсиса. А ведь ещё не поздно всё исправить! Иди в палату и забери душу Ильи в загробный мир. Закончи то, что начал. Я подожду.

Не ответив, я начинаю спускаться с лестницы.

Дойдя до последней ступеньки, смотрю на чёрные воды Бездны. Чувствую её запах. Демиург сошёл с трона. Слышится шуршание балахона. Мастер у меня за спиной.

– Ты всё рассчитал, верно? – устало говорю я. – Ты же такой умный. Одного только не учёл: я готов к этому. Я знал, что хаос повторится, – с того момента, как младенец Клары превратил Европу в морг для миллионов тел. И если уж мальчик мне понравился – определённо, с ним что-то не так. Но ведь будущее можно менять, Мастер, пока оно не стало настоящим. Я ничего не сказал Гитлеру и жалею об этом. Может, он вырос бы другим. Зато я попросил Илью: «Не заставь меня огорчаться». Плюнь мне в капюшон, я уверен, Илья вырастет человеком, а не сволочью, раз и навсегда запомнит – даже Смерть способна рассказывать ребёнку сказки на ночь, чтобы он лучше спал. Да, это его остановит. А теперь… Я скажу тебе вещь, которую хотел сказать давно. Иди-ка ты на хуй.

Я замолкаю. Мне необычайно легко.

Я счастлив, вот ей-богу. Счастлив. Хочется смеяться, и, кажется – Я ЧУВСТВУЮ ВСЁ. Я больше не Смерть. Кто знает, что я теперь такое (страшно вот даже об этом думать), но… я послал на три буквы САМОГО Мастера. Свежее открытие: Демиург по национальности точно не русский, иначе обязательно бы ответил: «Да иди ты сам туда же, козёл!» С каждым шагом я удаляюсь от бывшей работы – от сбора душ, от служебной машины всадника Апокалипсиса, от бога царства мёртвых. Я знаю одно – я скоро уеду. Приму облик, неузнаваемый даже для косарей . И улечу куда-нибудь – в Таиланд, Камбоджу, Малайзию. Буду лежать на пляже и клеить девушек. Я свободен. И может быть, я даже начну превращаться в живого человека, как это получалось у ангелов из фильмов. Сколько возможностей! Я позна́ю вкус нормального «мохито», получу кайф от постели с женщиной, даже руку сломаю ради чувства боли! Э-э-э, нет, руку я что-то ломать не хочу. Да, у меня приступ эйфории. Никто не идёт за мной. Никто не гонится.

…Я открываю дверь в свою призрачную квартиру. Древнеегипетский антураж, чёрное и жёлтое, проекции Анубиса и прочих обитателей царства мёртвых. Ну что ж, надо будет всё переделать. По привычке иду на кухню – налить стакан спирта с кайенским перцем.

Вашу мать. Да откуда… КАК ОН СЮДА ПОПАЛ?

О, глупый вопрос. Тот, кто создал мир, без проблем вскроет замок на двери.

– Хорошо, Танатос. Илья останется жить. Клянусь, я не стану ему вредить. Знаю, кроме убийства, есть и другие методы – например, превращение человека в овощ на больничной койке. Но я так не поступлю. Мы договоримся при двух условиях… Точнее говоря, при трёх. Для начала извинись за свои слова. Даже Смерти не позволено оскорблять богов.

Демиург сидит за кухонным столом. Так обыденно – в белой майке-«алкоголичке» и трениках, ну просто дядя из Великого Устюга, проездом заглянувший в гости.

Он смотрит мне в лицо. И мрак поглощает меня – как Бездна.

…Настроение Полемос претерпело изменения – сестре ужасно, до спазм во рту, мечталось выпить хоть глоточек красного вина. Чего там… её просто разрывало от желания смочить вином губы. Подумать только – неделю назад лишь шесть часов побыла без крови и с тех пор никак не напьётся. Тянет на всё красное, как быка, про спирт уже забыла.

Кроме того, ей было ОЧЕНЬ грустно. А горе принято заливать вином.