Анастасия Павлик - Харизма

Ручка у Сони была маленькая и хрупкая, будто папье-маше, моя ладонь вспотела в перчатке.

Зарипов кивнул. Этот кивок предназначался не мне, а Кириллу.

Кира не сдвинулся с места. Как заправский фокусник, он показал мне то, что, как в колыбели, дремало на его левом боку. Пузырило его темно-синий пиджак. Соня во все глаза смотрела на меня, а потому не видела кобуры с пистолетом. У меня же был великолепный обзор. Места в первом ряду.

Пистолет.

Я загородила собой Соню. Инстинктивное движение. Так мамы защищают своих детенышей. Соня, несомненно, почувствовала, что происходит что-то нехорошее, и сжала кулачки на моей куртке.

Кира показывал мне кривоватые зубы. Он зубоскалил, а голубые глаза оставались холодными, 'гусиных лапок' не наблюдалось. Говорят, та улыбка искренняя, когда вокруг глаз проступает паутинка мимических морщинок. Впрочем, где мы тут видим улыбку? Оскал - да, но не улыбку.

Угроза.

Вот что бродило в этом оскале.

В меня не тыкали пистолетом, но поставили в известность, что пистолет отныне - четвертый в этой беседе.

Зарипов вновь протянул руку для рукопожатия:

- Надеюсь, теперь желание поговорить взаимное.

Я молча приняла протянутую руку, но не попросила звать меня Харизмой.

Ладонь Зарипова была большой и, не будь на мне перчаток, готова спорить, я бы почувствовала ее сухость и шершавость. У таких, как Зарипов, не потеют ладони. У него оказалось неплохое рукопожатие, без завуалированного проявления превосходства, которое, кстати, легко распознать, если знаешь этикет рукопожатия. Я знала этикет рукопожатия.

- У меня нет с собой лицензии, - сказала я.

- Но у нас с вами сложилась особая ситуация, разве не так?

Меня бросило в холод. Тогда назад тоже сложилась 'особая ситуация', и в итоге меня сделали инвалидом. Я настороженно отношусь к формулировке 'особая ситуация'.

- Что сложного в чтении, о котором вы говорите, раз оно требует лучшего чтеца?

- Я скажу вам о становом хребте всего, что я делаю: на меня работают только лучшие.

Я ткнула пальцем в сторону блондина:

- Серьезно?

Кира заметно напрягся, на шее вздулась вена. Я отшатнулась. Зарипов поднял руку, и блондин застыл на полудвижении.

- Мне жаль, - сказал Зарипов, внезапно посерьезнев, - что пришлось опуститься до откровенного запугивания. Я также приношу свои извинения за то, что потревожил вас в ваш выходной. Если вы готовы, мой друг ждет нас в машине.

Я не была готова.

- Хотите, чтобы я проследовала за вами?

- Пожалуйста.

Думаю, люди редко вообще задумываются, что направление ветра в их жизни может измениться в любое мгновение. Некоторые из нас - сносные штурманы, однако большинство - из рук вон плохие. Вероятность того, что лодка именно вашей жизни напорется на подводные рифы, вовсе не так мала, как вы предполагаете.

Полевые работы. Вне стен офиса. Угроза в оскале блондина. Соня.

Господи Боже, со мной Соня!

- Хорошо, - я сглотнула слюну, положила руку на спину племянницы и повторила: - Хорошо, только, ради Бога, ребенок...

- Все будет тики-так, - ухмыльнулся Кирилл.

Если бы минуту назад он не боролся с желанием сломать мне челюсть, я бы решила, что он произнес это, чтобы успокоить. Но некоторые люди не имеют оттенков. Они такие, какими вы их видите. Кирилл был именно таким - бесцветным ублюдком.

- Что маленькая леди думает о том, чтобы пойти в океанариум? - обратился блондин к Соне.

Соня посмотрела на меня, потом на Зарипова, стрельнула лисьими глазенками в Кирилла. Она словно прикидывала, стоит ей отвечать или нет. Испуганной она не выглядела, но и безмятежной тоже.

- Харизма, ты скоро вернешься? - спросила она и легонько сдавила мою руку.

Я посмотрела на Зарипова.

Резиновые губы с готовностью хлопнули:

- Четверть часа, не больше.

Прежде чем информация попала из моего сердца в мой мозг, я шагнула к Кириллу и уставилась на него снизу вверх. Я почти касалась его грудью. В то мгновение мне было плевать, у кого пистолет и стальные мускулы.

Речь шла о Соне. А за Соню я убью.

На моем лице появилась улыбка, которая наверняка испугала бы меня, увидь я себя в зеркале.

Сумасшедшая, сумасшедшая улыбка.

- Если с ее головы упадет хоть один волосок, - я улыбнулась шире, - я достану тебя из-под земли.

Кирилл не улыбнулся. По-моему, он понял, что я не шутила. Я действительно не шутила.

- Ай-яй-яй, госпожа Реньи, - вздохнул Зарипов.

- Харизма, что?..

Я шикнула на Соню, и медленно отступила от блондина.

- Я понял, - сказал Кирилл, когда мы очутились на расстоянии двух метров друг от друга.

Желваки на его скулах кричали 'только дыхни на меня, и я разорву тебя на клочья'. Этот парень был очень зол.

Иногда, когда нитки, соединяющие кукловода и марионетку, рвутся, марионетка начинает танцевать совершенно безумный танец. И Кирилл близок к этому. Близок к тому, чтобы нитки, привязывающие его к Зарипова, лопнули.

Я кивнула:

- Отлично.

Угрожать двухметровому качку, который, даже не крякнув, может поломать все косточки в вашем теле, - воистину отлично.

Мы вышли из влажности зимнего сада. Руки покрылись гусиной кожей. Я подставила лицо солнцу и прохладному ветру. Со стороны реки небо запруживали стада похожих на белоснежных барашков облаков, ветер подгонял их как пастух. Верхушки тополей шуршали желтеющей листвой, по воздуху скользили сотни и сотни желтых бабочек-листьев, виляющих длинными черенками.

Темно-вишневое 'БМВ' было запарковано в стороне от остальных авто. Возле задней дверцы, сложив руки на груди, стоял мужчина в солнцезащитных очках. Оправа и дужки сверкали золотом. Цвет стекол - рыжий. Я не видела, куда он смотрит, и это нервировало. Наголо обритая голова сверкала на солнце, словно надраенный до блеска шар для боулинга. Костюм коричневый, с рыжеватым оттенком. На руках - коричневые перчатки. Стоит ли говорить о ботинках? Та же коричневая кожа превосходной выделки, что и на перчатках.

Оранжевое солнце, оранжевое небо, оранжевый я. На счет песенки не знаю: открывая передо мной заднюю дверцу, бритоголовый не проронил ни слова.

Зарипов влез на переднее сиденье. Оранжевый парень остался возле авто. Я украдкой зыркнула на него, когда он закрывал за мной дверцу. Мне показалось, или он вздрогнул? В груди шевельнулось узнавание. Где-то я его уже видела, но не могла вспомнить где.

После гула улицы тишина показалась оглушительной.

В салоне было холодно - климат-контроль опустил температуру до пятнадцати градусов тепла. Холодно и темно, совсем как у меня дома. Салон представлял собой букет из темно-вишневой кожи, с вкраплениями темного лакированного дерева. Я поерзала, из-за чего кожаное сидение подо мной скрипнуло, и посмотрела на человека, которого должна прочесть.