Тобша Лирнер - Сфинкс

И снова у меня возникло ощущение, что все события выстраивались определенным образом вокруг одного полюса. Стало понятно, почему Маджед бешено пытается завладеть астрариумом и наносит удары по болевым точкам Египта. Сильный Египет помешает ему взойти на вершину власти. Визит Садата в израильский парламент — беспрецедентное историческое событие — нарушил бы все его планы.

— Ты серьезно? Садат в кнессете? Представляешь, какой это возымеет революционизирующий эффект. Ни Сирия, ни Саудовская Аравия не потерпят его визита в Израиль.

— Говорю тебе, все так и есть. И я собираюсь присутствовать на встрече. Пятнадцать лет я ждала подобной возможности. Пятнадцать лет, Оливер!

— Ты много для этого сделала. Заслужила.

— Еще бы. — Рэйчел улыбнулась, и ее лицо осветилось таким сильным чувством, которое показалось мне незнакомым и даже странным. Я невольно улыбнулся в ответ. Энтузиазм и отвага американки были заразительны, и меня грело сознание, что она рядом со мной. Возникла эгоистичная мысль, что ее общество и знания будут мне необходимы, если я хочу довести до конца свой план.

— Как ты собираешься добираться в Порт-Тауфик? Завтра я поеду с Мустафой в Абу-Рудейс — надо кое-что проверить на предполагаемом месторождении. Оттуда до Порт-Тауфика рукой подать. Можем тебя подбросить.

— Думаешь, так будет безопасно?

— Мустафа — специалист по объездам и военным блокпостам. К тому времени, когда мы попадем в лагерь, наступит ночь, и меня никто не будет ждать.

— Присоединяюсь.

Я заключил ее в братские объятия, и внезапно моя задача перестала казаться мне пугающей. Из тени раздалось вежливое покашливание, и оттуда появился крестьянский мальчишка, относивший бедуинам мое письмо Мустафе. Мы с улыбками оторвались друг от друга.

— Выезжаем рано, примерно в пять, — предупредил я Рэйчел.

— Не опоздаю.

Я еще долго смотрел, как они с мальчишкой шли к приютившейся у стен монастыря деревне.

Слева монотонной голубизной простиралась равнина Средиземного моря — бесконечность, то место, где я теперь хотел бы обрести убежище. Справа раскрыла свой зев пустыня. А прибрежная дорога, по которой мы ехали, служила им границей. Между грязной колеей и побережьем стояло несколько вилл — пляжные приюты богатых, пустующие в это время года. Белый песок и кустарник подступали к самой кромке воды. Безжизненная красота этого древнего края завораживала.

Мустафа вел джип компании, лавируя между ямами и камнями. Я в своем маскарадном наряде коптского монаха и темных очках подскакивал на переднем сиденье. А Рэйчел устроилась на заднем, рядом с изыскательским оборудованием. Мы представляли собой странную компанию, но я не хотел рисковать и старался исключить любой шанс быть узнанным. Мустафа был дипломатичен и не задавал прямых вопросов, но я видел, что напряжение начинает сказываться и на нем. Исмаилию мы объехали задворками, пересекли Суэцкий канал и направились в сторону Порт-Тауфика. Из-за напряженной обстановки в стране Мустафа все еще побаивался военных блокпостов. Ходили слухи о столкновении на границе с израильскими подразделениями и концентрации ливийских и суданских войск на других границах. Тем не менее я был убежден, что с нами ничего не случится. До сих пор мы встретили только несколько крестьян, пару автоцистерн и туристский автобус.

Астрариум я вез в спрятанном под задним сиденьем рюкзаке. До моего смертного часа оставалось меньше трех суток, и я сознавал, что поездка на нефтяное месторождение — это риск: если я не найду там необходимой информации об артефакте, то просто потеряю драгоценное время.

За поворотом огибающей песчаную дюну дороги показался блокпост. На грязную колею вышел солдат и сделал знак остановиться. Приблизившись, мы заметили стоявший за пальмами частично замаскированный армейский танк.

— Ну, мой друг, как будем выкручиваться? — мрачно спросил Мустафа, притормаживая у деревьев.

— Ты везешь меня домой, в семью коптов, где умирает ребенок. Рэйчел — американская миссионерка, сотрудничает с нашей церковью. Поняла, Рэйчел?

Она нервно кивнула, и я снова повернулся к Мустафе.

— Справишься? — Я заметил, как крепко он вцепился в руль. И выглядел совершенно несчастным.

— В последний раз, Оливер. Понял? Я устал играть в эти игры. До сих пор не задавал никаких вопросов, но и моему терпению есть предел.

Солдат был почти уже рядом с окном. Я ободряюще дотронулся до руки помощника.

— Спасибо, друг.

Бросив на меня напряженный взгляд, египтянин вышел из машины. Вскоре он уже улыбался и разговаривал с солдатом, положив ему руку на плечо, — таким приемом Мустафа старался увести его от джипа, чтобы избежать обыска. Но по суровому выражению лица молодого военного я понял, что он не купился на россказни моего помощника. Солдат окликнул двух других египтян, до этого стоявших у танка и наблюдавших за нами. Те выбросили сигареты и направились в нашу сторону.

Один из них оказался офицером. Разглядывая нас с Рэйчел, он обошел джип. Мы же продолжали смотреть прямо перед собой. Офицер остановился у моей дверцы, и я почувствовал, как сердце подпрыгнуло к горлу. Внезапно он рванул дверцу.

— Вылезай! — К моему облегчению, он отдал приказ по-арабски — следовательно, принял меня за здешнего. — Из какого монастыря?

— Дейр-аль-Анба Бишой, — ответил я, надеясь, что он не заметит моего английского акцента. Всматриваясь в мое лицо, офицер приблизился, и я заметил, как у него на шее в открытом вороте рубашки блеснула золотая цепочка. Крест? — Работаю в библиотеке с отцом Миной, — уточнил я, положившись на интуицию.

Офицер слегка улыбнулся и тихо, чтобы не слышали другие, сказал:

— Отец Мина меня крестил. — Затем с прежней энергией повернулся к солдатам. — Пропустить!

Двое солдат и Мустафа были одинаково удивлены.

— Но, господин… — начал молодой.

— Я же сказал — они не опасны, — прервал его офицер. — Пусть проезжают.

Из-за танка вышел четвертый солдат. Но прежде чем они успели заспорить, мы с Мустафой залезли в машину и рванули прочь. Несколько миль никто не произнес ни слова. Только Рэйчел облегченно вздохнула.

Когда танк скрылся из виду, Мустафа повернулся ко мне, его лицо было мрачным.

— Оливер, этому надо положить конец! Я сочувствую, что у тебя неприятности. Но если ты серьезно относишься к нашему проекту, у нас все должно быть в порядке. Ты меня понимаешь?

— Еще несколько дней, Мустафа, и, обещаю, все придет в норму.

— В норму? А что такое норма? Нас только что чуть не арестовали, если чего не похуже. — Он нажал на газ, и машина, быстро набирая скорость, понеслась через пустыню.

— Но отпустили же. Мустафа, успокойся, ты ведешь машину как бешеный. Мы разобьемся. — Я положил руку на руль.