Тобша Лирнер - Сфинкс

— Мы одни.

— Черта с два.

— В экзистенциалистском смысле слова.

— Вот именно. Я ухожу.

Я попытался подняться на ноги, но брат схватил меня за руку.

— Извини. Через минуту у нас будет возможность поговорить. — Он притянул меня к себе, его дыхание отдавало пивом. — Как она умерла? Она нашла астрариум? Это случилось именно тогда?

Я молчал; мозг провалился куда-то в темноту. Я понятия не имел, что Гарет в курсе, что Изабелла искала под водой в Александрии астрариум.

— Да, она утонула, когда искала его, — наконец ответил я.

Я не собирался признаваться брату, что мы его нашли. Не то чтобы я ему не доверял — не хотел подвергать опасности. Мне была невыносима мысль, что его может постигнуть та же участь, что Барри. Не исключено, что я поставил под угрозу его жизнь уже тем, что пришел к нему в дом. Меня не покидало ощущение, что за мной тащился «хвост», и если, не дай Бог, Гарета припрут к стенке и начнут задавать вопросы, лучше, чтобы он ничего не знал.

— Пошли со мной. — Брат потянул меня к двери, и мы принялись перешагивать через вытянутые ноги и раскинутые руки, вызвав хор голосов, что-то бубнящих нам вслед. Гарет привел меня в маленькую комнатку, оклеенную упаковками из-под яиц. Ее освещала единственная голая лампочка. У стены стоял старый стол с микшерным пультом. Напротив — книжный шкаф. Я заметил на полке «Одно лето в аду» Артюра Рембо, «Волхва» Фаулза, «Способы видеть» Джона Бергера — обычное чтение двадцатидвухлетнего студента-искусствоведа.

— Это мой кабинет, — объяснил брат. — Здесь я записываю музыку и рисую. Лишь немногие вправе сюда входить. Найдется немало фанаток, которые охотно согласятся расстаться с девственностью, только чтобы переступить этот порог.

— В таком случае тебе нечего бояться: я давным-давно расстался с девственностью, — пошутил я.

— Ну и слава Богу. — Гарет снял с полки томик Артюра Рембо. — Думаю, тебе нужно вот это. — Между страницами лежала ксерокопия того, что я уже видел. — Изабелла тебе показывала?

— Да, накануне… — Я запнулся, не в состоянии выговорить роковые слова. Руки дрожали, когда я вынимал рисунок из книги.

Брат ободряюще положил мне на плечо ладонь.

— Она объяснила смысл символов внизу? — Он еще секунду подержал руку на моем плече. Я, продолжая изучать рисунок, вздохнул и покачал головой.

— Обещала все объяснить, когда получит астрариум. Но я в курсе, что вы вдвоем пытались разгадать шифр.

Гарет выпрямился, расправил плечи, откинул волосы со лба и улыбнулся:

— Ты же помнишь, я всегда легко разгадывал загадки.

Он помолчал, явно собираясь с силами. Затем, как алхимик, накрыл ладонями листок и провел пальцем по таинственным знакам, будто это были буквы из алфавита для слепых. Никогда раньше не видел его настолько сосредоточенным: глаза закрыты, лицо слегка подергивается, словно бумага с ним разговаривала. Внезапно открыл глаза и аккуратно сложил листок, чтобы символы оказались друг против друга.

— Я рассматривал его часами. Меня беспокоила симметрия или отсутствие ее.

Он протянул мне рисунок. Теперь, когда брат его сложил, стало понятно, что значки представляют собой половинки целого — иероглифов. И если соединить их вместе, то символов получается не восемь, а четыре.

Гарет ткнул пальцем в четыре новых иероглифа:

— Это распространенные египетские иероглифы из тех, что можно найти в любой библиотеке: петь/песня, палочка/дудочка из тростника, вложить/поместить, Хатор-лев/рот. Перевод такой: «Если дудочку вложить в рот льва, песок запоет». Перед тем как вы отправились в Александрию, мы провели долгие часы, пытаясь понять, почему эту фразу написали на астролябии, или счетчике времени. Не скоро, но до меня дошло. Я загулял, несколько дней не ложился в постель. И вот посреди ночи мне случилось откровение. Это было за пару недель до того, как утонула Изабелла. Я тут же ей позвонил и сказал: «А что, если дудочка — ключ, а рот льва — замочная скважина? Что, если астрариуму необходим ключ?» Изабелла долго молчала, а потом ответила: «Господи, Гарет, тебе удалось решить! Десять лет поисков, и ты разгадал это!» Никогда не забуду ее голос.

— Изабелла всегда немного драматизировала, — проговорил я, почувствовав, что как-то сразу охрип. Горе переплеталось с чувством вины и странной ревностью, что жена посвящала в свои дела Гарета, а не меня.

— Это древняя загадка, — нетерпеливо продолжал он. — Что-то вроде инструкции в форме метафоры. Но теперь мы никогда не узнаем, так это или не так. — Брат вопросительно посмотрел на меня.

Я отвел глаза, чтобы он не догадался, что астрариум найден и что артефакт у меня. Но Гарета не так-то просто было обмануть.

— Оливер, признайся…

— Чем меньше ты знаешь, тем для тебя безопаснее. Ясно? — почти неприязненно вырвалось у меня.

— Ты в опасности?

Я потупился и не ответил. Брат никогда не видел меня настолько уязвимым, и было невыносимо думать, что он сравнивает бесстрашного заводилу, каким меня знал, с новым человеком, который теперь стоял перед ним. Он помедлил секунду и снова повернулся к ксерокопии.

— Хорошо, я ничего не знаю, но вот что еще можно сказать об этой надписи. То, как организован шифр, символично само по себе. Две ничего не значащие половины, если их не соединить вместе. В этом ключевая идея. Полагаю, астрариум — если Изабелла его все-таки нашла — это еще не все, что необходимо. Чтобы его активировать требуется вторая половина, скорее всего ключ. Две половины составляют целое — почти что история любви. — Вот какое романтическое объяснение возникло в пьяной голове Гарета.

Я посмотрел на иероглифы, стараясь, чтобы брат не понял по моему лицу, насколько я удивлен. Интуитивно он догадался, что устройству требуется ключ — то, что египтяне называли «Ваз».

За дверью послышался шум, и я поспешно спрятал бумагу. Гарет был явно обеспокоен моим испугом. Я положил руку ему на плечо.

— Никому не рассказывай об этих иероглифах и о том, что они значат. Ладно? Это важно. Важно для меня и для Изабеллы. Уничтожь рисунок и обо всем забудь. Обещаешь?

Он мрачно кивнул.

— И еще: я хочу, чтобы ты переехал ко мне. — Я спешил его убедить, пока он казался таким беззащитным. — Я в Лондоне на пару недель, но и этот срок даст тебе шанс прийти в себя. А если честно, мне нужна компания.

При упоминании о наркотиках Гарет весь напрягся, а затем впал в апатию наркомана.

— Ну нет, у меня занятия, концерты…

— Пожалуйста.

— Нет, Оливер, это невозможно. — Его голос стал мрачным и враждебным, и я понял, что спорить бессмысленно.

— Тогда хотя бы звони каждый день, чтобы я знал, что с тобой все в порядке.

— Договорились.

Брат достал из кармана брюк зажигалку, поджег уголок листа и наблюдал, как бумага съеживается и превращается в пепел.