Либба Брэй - Великая и ужасная красота

— Это точно, — сухо откликается Фелисити. Она только что вернулась с охоты, измученная, но счастливая. — Да, не так-то это легко, как можно подумать, честно вам говорю. У меня рука будет болеть неделю, не меньше.

Она осторожно поводит плечом и морщится. Но я прекрасно вижу, что она благодарна и за эту боль в руке, и за то, что получила наконец доказательства собственной скрытой силы.

Тут к нам подходит и Энн; ее светлые длинные волосы падают на плечи локонами, лежащими совершенно по-новому. И даже ее вечно текущий нос как будто угомонился. Энн показывает на высокие тонкие кристаллы хрусталя.

— А что это такое?

— Это руны Оракула, сердце этой сферы, — отвечает матушка.

Я подхожу к ближайшему кристаллу.

— Только не трогай их! — спешит предостеречь она.

— А почему нельзя? — спрашивает Фелисити.

— Сначала вы должны понять, как работает магия этого мира, как управлять ею, а уж потом можно будет позволить ей войти в вас, чтобы вы смогли ее использовать по другую сторону двери.

— Мы сможем взять вот такую силу с собой, в другой мир? — спрашивает Энн.

— Да, но не сейчас. Как только Орден восстановится, они смогут вас всему научить. Но до тех пор это небезопасно.

— Почему? — спрашиваю я.

— Прошло очень много времени с тех пор, как в последний раз использовалась магия этой сферы. И невозможно предсказать, что может случиться. Возможно, что-то вырвется наружу. Или войдет внутрь.

— Они гудят, — говорит Фелисити.

— В них заключена очень мощная энергия, — поясняет матушка.

В ее руках появляется моток золотой пряжи, и она начинает плести «колыбель для кошки».

Я присматриваюсь к кристаллам. Если склонить голову в одну сторону, они как будто исчезают. Но стоит посмотреть на них под другим углом, и я сразу вижу, как они поднимаются из земли, сверкая ярче бриллиантов.

— Но как все это действует? — спрашиваю я.

Матушкины пальцы быстро перебирают пряжу.

— Когда прикасаешься к рунам, ты словно становишься самой магией. Она вплывает в твои вены. А потом ты можешь творить в другом мире то же самое, что и здесь, в сферах.

Фелисити подносит руку к кристаллу.

— Странно… он перестал гудеть, когда я подошла.

Я не могу удержаться. И протягиваю руку, не касаясь кристалла, но поднеся пальцы совсем близко к нему. Меня пронзает потоком энергии. Перед глазами все прыгает. Желание коснуться руны становится просто невыносимым.

— Джемма! — резко вскрикивает матушка.

Я быстро отдергиваю руку. Амулет на моей шее светится.

— Ч-что это было?..

— Ты — проводник, — поясняет матушка. — Сквозь тебя течет магия.

Фелисити хмурится. Но через мгновение она расцветает в улыбке, что-то замышляя. И садится на траву.

— А представляете, если… если у нас будет такая сила там, в школе Спенс?

— Мы тогда могли бы делать, что захочется, — кивает Энн.

— Я бы сразу обзавелась целым шкафом самых модных нарядов, — хихикает Пиппа. — И кучей денег.

— А я бы на целый день стала невидимкой, — решает Фелисити.

— Ну, мне этого нельзя делать, — грустно говорит Энн.

— А я смогла бы облегчить страдания отца…

Я смотрю на матушку. Она щурится.

— Нет, — говорит она, распутывая только что сплетенную «лестницу Иакова».

— Почему нет? — спрашиваю я; у меня вдруг запылали щеки.

— Мы же будем очень осторожны, — говорит Пиппа.

— Да, просто ужасно осторожны, — мурлычет Фелисити, словно стараясь очаровать матушку, как одну из наших впечатлительных учительниц.

Матушка сминает пряжу в кулаке. Ее глаза вспыхивают.

— Слияние с такой силой — отнюдь не игра. Ею очень трудно управлять. Необходимо сначала подготовиться, это вообще не для бестолкового любопытства чересчур энергичных школьниц.

Фелисити отступает от кристаллов. Я же сержусь из-за того, что мне сделали выговор на глазах у подруг.

— Мы вовсе не бестолково любопытны.

Матушка кладет ладонь мне на плечо, чуть заметно улыбается, и мне тут же становится до слез стыдно из-за того, что я веду себя как ребенок.

— Всему свое время.

Пиппа пристально всматривается в нижнюю часть одной из рун.

— А что там за значки?

— Это древний язык, он старше греческого и латыни.

— Но что там написано? — Энн очень хочется это узнать.

— «Я изменяю мир; мир изменяет меня».

Пиппа встряхивает головой.

— Но что это означает?

— Это значит, что все, что мы делаем, возвращается к нам. Когда ты как-то влияешь на события, то и сама подвергаешься воздействию.

— Моя леди!..

Вернулся прекрасный рыцарь. На этот раз он вооружился лютней. И через минуту уже распевает песню, восхваляющую красоту и добродетели Пиппы.

— Разве он не само совершенство? Мне кажется, я вот-вот умру от счастья! Мне хочется танцевать… идем!

Пиппа тащит Энн к своему лихому рыцарю, мгновенно забыв о рунах.

Фелисити тоже отмахивается от всего и устремляется вслед за подругами.

— Ты идешь? — оглядывается она на меня.

— Через минуту! — кричу я ей вслед.

Матушка снова принимается плести что-то из золотой пряжи. Ее пальцы стремительно двигаются, потом вдруг замирают. Она закрывает глаза и судорожно вздыхает, как будто ее ранили.

— Матушка, что случилось? Ты в порядке? Мама!

Она открывает глаза, дышит тяжело.

— Так трудно удерживать это на расстоянии…

— Удерживать что?

— Ту тварь. Она продолжает искать нас.

Из-за дерева выглядывает чумазая девочка. И смотрит на матушку расширенными глазами. Лицо матушки смягчается. Дыхание становится спокойным. Она снова та же, какой я ее помню, — когда она хлопотала по дому, отдавая приказы слугам, или вдруг решая все поменять местами…

— Беспокоиться не о чем. На какое-то время я могу обмануть тварь.

Фелисити зовет меня:

— Джемма, ты пропустишь все самое интересное!

Девушки кружатся, танцуя под музыку лютни и песню рыцаря.

Матушка начинает плести из золотой нити «чашку с блюдцем». Но ее пальцы подрагивают.

— Почему бы тебе не присоединиться к подругам? Мне бы хотелось посмотреть, как ты танцуешь. Иди, дорогая!

Я неохотно плетусь к девушкам. И по пути опять замечаю ту девочку, испуганно смотрящую на матушку во все глаза. Было в этом ребенке что-то неотразимо притягательное. И мне кажется, я должна знать, что это такое, хотя и не могу подобрать слов.

— Да, пора потанцевать!

Фелисити хватает меня за руки и кружит. Матушка аплодирует нашей джиге. Рыцарь все быстрее и быстрее перебирает струны лютни, подстрекая нас двигаться энергичнее. И мы действительно пляшем все отчаяннее, наши волосы развеваются, мы крепко держим друг друга за руки, чтобы не разлететься в разные стороны.

— Что ни делаешь, делай изо всех сил! — кричит Фелисити, и наши тела будто не подчиняются закону гравитации, превратившись в размытые пятна цвета на фоне удивительного пейзажа.