Брайан Смит - Depraved

- Ты убила его?

Эбби тут же испугалась сорвавшегося с языка необдуманного вопроса. Сердце учащенно заколотилось, она вся напряглась, готовая броситься из жуткой лачуге при первом же намеке на злобу со стороны Матушки.

Но улыбка старухи даже не дрогнула. - Конечно, убила. - Матушка еле заметно мотнула головой в сторону поляны. - Зарыла этого членососа прямо там, примерно в том месте, где ты стояла, когда я выглянула из двери.

У Эбби волосы встали дыбом на затылке.

Так я и знала.

- Но... почему ты его убила?

Старуха снова затянулась трубкой. Глаза у нее стали какими-то стеклянными. Но голос сохранил прежнюю четкость. Она наклонилась над столом и указала на Эбби черенком трубки. - Я только что сказала тебе то, чего не говорила ни одной живой душе. Большой секрет, и думаю, ты согласишься. Все же есть некоторые вещи, которые я сохраню в тайне. Думаю, ты поймешь это лучше, чем кто-то другой в Хопкинс-Бенде.

Что-то в этих словах вызвало у Эбби желание броситься бежать, но она снова заставила себя остаться. Если Матушка и почувствовала ее беспокойство, то никак это не проявила. Она продолжала улыбаться, попыхивая трубкой, пока Эбби пыталась что-то ответить. Ее глаза светились наркотическим весельем.

Потом Эбби выдохнула и наконец, вновь обрела дар речи. - Что ты хочешь этим сказать?

Матушка положила трубку и сцепила пальцы. Говорят, Господь сотворил человека по образу своему, и думаю, отчасти это правда, но он уж точно сделал нас всех разными. Некоторые люди - большинство их - созданы, чтобы идти проверенным путем с момента рождения до самой смерти. Но некоторые сделаны иначе. Для этих людей проверенный путь - своего рода пытка. Нелегко быть другим в этом суровом мире, Абигейл. Тут ее голос стал тверже, а глаза слегка прояснились. - Но это вовсе не значит, что ты должна позволять всяким ублюдкам мучить себя.

Эбби уставилась в изумлении на старуху. Лицо Матушки будто помолодело, искаженное переполнившими ее эмоциями. Это было удивительное зрелище. Злые люди называли Матушку старой каргой и ведьмой (правда, за глаза). Но в этот момент она выглядела молодой и энергичной, кожа разгладилась, морщины исчезли. Именно такой Эбби представляла себе Матушку в молодости. Но потом она успокоилась и откинулась на стуле, моложавость куда-то исчезла, на лицо вновь вернулись глубокие морщины.

Матушка расправила спереди платье и посмотрела на Эбби трезвыми глазами. - Надеюсь, ты простишь меня за этот выпад?

Эбби расслабилась. - Конечно, Матушка. И… Она на мгновение закусила нижнюю губу. Она понимала, что старуха говорит ей, не смотря на расплывчатость фраз. Разговор шел на более глубоком уровне. - Я согласна с тобой.

- Рада слышать это, Абигайл.

- Но я хочу поговорить с тобой еще кое о чем. Мне нужно кое-что знать. - Она с содроганием вспомнила кряхтящего и потеющего Кинчера, слезающего с нее. И вспомнила мощный выплеск семени в ее утробу, как долго он кончал, словно наполняя ее доверху. При этой мысли ее снова затошнило. - Сегодня со мной кое-что случилось. Мне нужно знать... нужно знать, не...

Улыбка Матушки прояснилась. - Абигейл, я искренне сожалею насчет этого ужасного происшествия. Ни один мужчина не может брать женщину против ее желания, особенно это касается тех, носит печать Гарнерской Порчи. И поэтому рада признаться, что ты можешь отбросить свои страхи.

Глаза Эбби расширились. - Хочешь сказать...

- Ты не беременна.

Эбби улыбнулась старухе сквозь слезы. - Спасибо. Не могу сказать, насколько это важно для меня.

Матушка кивнула. - Не сомневаюсь, но я все равно бы узнала. Ее рот раскрылся в широком зевке. - Извини, дитя. Я устала. Рада была тебя видеть. Правильно, что ты пришла сюда.

Эбби вытерла ладонью слезы и всхлипнула. - Я тоже так думаю. Она отодвинула стул назад и встала. - Не буду тебя больше задерживать. Нужно еще кое-что обдумать.

Матушка встала из-за стола и проводила ее до двери. Она снова схватила Эбби за локоть, и они на мгновение задержались у порога. - Помни, ты не обязана жить так, как тебе говорят другие. И ты сможешь стать тем, кем захочешь.

Эбби похлопала по руке старухи. - Спасибо. Еще раз. За все.

Дверь хибарки захлопнулась у нее за спиной. И Эбби двинулась прочь, шагая через поляну с какой-то новой легкостью в ногах.

Больше она никогда не видела Матушку Уикс.

С горизонта исчезли последние оранжевые лучи, и на Хопкинс-Бенд, наконец, опустилась ночь. Фары патрульной машины высвечивали отрезок двухполосной асфальтированной дороги, вьющейся среди высоких, покачивающихся на ветру деревьев. Под порывами ветра, низко висящие ветви походили на хищные щупальца в сгущающейся тьме, что вовсе не успокаивало наэлектризованные нервы.

После аварии у пикета и последовавшего кровопролития прошло около получаса. Проехав минут пятнадцать, Джессика свернула на мощеную объездную дорогу, поняв, что при сложившихся обстоятельствах это самый разумный вариант. Сперва она подумала, что сможет выбраться по ней к другим дорогам, или даже к шоссе, по которому легко попадет домой. Но в какой-то момент у Джессики появилось нехорошее чувство, что дорога ведет обратно в центр города. В отчаянии Джессика притормозила у обочины и всмотрелась в ветровое стекло, борясь со скребущим душу страхом.

Сквозь стиснутые зубы вырвалось единственное слово, - Черт!

Она была в полном дерьме, но сейчас ее больше всего заботил тот факт, что она совершенно заблудилась. Она совсем не знала Хопкинс-Бенд, и ситуации вовсе не способствовало полное отсутствие указателей и фонарей. Если она сможет вернуться на Олд Форк Роуд, у нее будет хотя бы слабая надежда ускользнуть из сжимающейся вокруг паутины. Но она понятия не имела, как туда добраться. Она даже не знала, ни где находиться, ни названия этой чертовой дороги, этой гребаной тропы в ад.

Она хлопнула по рулю основанием ладони. - Черт, вот же дерьмо! - закричала она так громко и пронзительно, что заболела голова. - Будьте вы прокляты, чертовы сукины дети!

Она откинулась на сидение, тяжело дыша. Ушибленные ребра снова заныли, отчаяние лишь усилило пульсирующую боль. Джессика сдвинулась на сидении и снова поморщилась. Отчасти она готова была уже сдаться. Жестокая усталость камнем давила на нее. Она чувствовала ее каждым дюймом тела. Ее веки стали смыкаться, она сползла по сидению вниз. С погружением в сон перспектива капитуляции становилась все более привлекательной. Она не надеялась, что массовое убийство сойдет ей с рук. Она должна просто оставаться, где есть, и пусть полиция схватит ее. По крайней мере, в камере у нее будет возможность отдохнуть перед неизбежным рандеву со смертельной инъекцией...