Марго Ланаган - Черный сок

Отпускной сберегательный: две тысячи долларов и четыре цента. Если спуститься ниже двух тысяч, то пеня пойдет убийственная. До стипендии набежит пятьсот штрафа, вдобавок к пятисотке, которую я потрачу на сервис и бензин. Ну что ж, отпускной сберегательный для того и предназначен: чтобы не занимать у друзей, когда наступит черный день.

— Спасибо, бабуль! — проворчала я, делая перевод. Затем выключила «Плот» и потащила газосвет в гостиную, чтобы отыскать телефон Стэтнерова приятеля, который понимал толк в семенах.

— …потом засыпаешь удобрением, и готовишься стричь ш-ш-ш… поны.

— А?

— И вся недолга, говорю! Сиди и жди. — Сквозь электрический буран голос был едва слышен. — Если через две недели не взойдет, значит, обули с семенами. Обычное дело, не огорчайся.

— Ага, не огорчайся! Они, между прочим, денег стоят… — А свежие, с гарантией, стоили бы еще больше.

— Ш-ш-ш… парься! Пару раз обожжешься, потом научишься нормальные от паленых отличать.

— Значит, поливать регулярно? И надеяться, что не паленые.

— Питательную смесь добавляй. В той пропорции, что я говорил… Слушай, мне бежать пора. У меня встреча с агентом из Здорпитания. Привет Стэтнеру! Скажи, что я благодарен за наводку: не каждый день попадаются хорошие работники.

— Ладно, передам. Спасибо за помощь!

Пестрый карнавал помех сменился мертвенно-четкими гудками. Я повесила трубку и взялась за ножницы. Семена в пакетике походили на сухие бобы: безжизненные и безнадежные. Я распорола сверток с «Чудо-червью», которая походила на белый гравий, перемешанный с рождественскими блестками. Не хватало музыки, чтобы успокоить дрожащие руки. Динамики сгорели неделю назад, а на ремонт теперь за полтора месяца не наберешь. Вымыв руки «Антибактом» я приступила к делу.

— Дурная затея, — нахмурилась натуролог Нерида. — Особенно после гриппа.

— Знаю, что дурная. А что делать? Она была моей единственной бабушкой. А я ее единственная внучка.

Нерида сокрушенно вздохнула. Ей, верно, нелегко было жить в постоянных контрах с реальностью.

— Как известно, моя забота — организм в целом. Если не поедешь, то будешь себя грызть, пока не заболеешь. Так что поезжай. А как вернешься, проведем серьезную детоксикацию. Прививки уже сделала?

— После вас сразу туда.

Она расцепила руки, словно отпуская меня на волю.

— Будь осторожна! Это единственное, о чем я прошу. Не теряй головы из-за эмоций. Машина хоть герметичная?

— Вполне.

Нерида скривилась:

— Знаю я, какие у студентов машины!

— С герметичностью у нее порядок. Только что из мастерской. Три сотни за ремонт выложила, представляете?

Она отмахнулась:

— Ладно, ступай. Все равно тебя не вразумишь.

Коротышка в регистратуре аж надулась от собственной важности:

— К сожалению, «Фонд Сострадания» не покрывает поездки на похороны бабушек.

Я уже имела дело с этой мымрой и выложила заготовленный аргумент:

— Миссис Инги Макормик из администрации считает, что можно сделать исключение. Вот мой номер дела. — Я протянула листок бумаги.

Коротышка не шелохнулась.

— Правила одни для всех! — отрезала она. — Если мы начнем делать исключения…

Я просунула руку в окошко и положила листок ей на телефон.

— Все вопросы к миссис Макормик. Я второй раз по этому поводу дискутировать не собираюсь.

Развернувшись, я уселась в кресло и начала листать «Звезды Плюс». Коротышка набрала номер, разразилась возмущенной речью, потом затихла и слушала, сердито сопя. Повесив трубку и голову, она какое-то время с шумом перекладывала папки. Я покончила со «Звездами Плюс» и взялась за «Мисс Анорексию». На губах у меня играла едва заметная улыбка.

Выйдя из поликлиники, однако, я уже не улыбалась: в ягодице была шишка величиной с кулак, на которой мне предстояло сидеть всю дорогу до Гревилла.

— Подвеску надо смотреть, — пожал плечами парень в «Артизан Авто».

— В долларах, пожалуйста, — потребовала я.

Он назвал сумму, от которой у меня челюсть отвалилась.

— А если не смотреть? До Гревилла хоть доеду?

— Смотря как ехать. — Он шмыгнул носом. — Если аккуратно, то доедешь. А если в колдобину влетишь, то не доедешь.

— Значит, поеду аккуратно, — сказала я, переводя дух.

Занимался рассвет. Я катила по просторам Безлесой Равнины. В свете фар гуляли пылевые вихри: казалось, что шоссе дымится. Крупные частички барабанили в лобовое стекло. К этому следовало привыкнуть: впереди было еще несколько сот километров. Лоток с рассадой лежал под пассажирским сиденьем, подпертый и обложенный со всех сторон старыми отцовскими книгами: мне не хотелось пропустить ничего интересного. Да и лишний повод ехать помедленнее.

Я нажала кнопку разгона и вздохнула с облегчением. Машина на ходу, лоток под сиденьем, антителами накачали под завязку. Если не засну за рулем, то моя старушка добежит куда надо.

— Что сегодня принес? — Бабушка отложила кочергу. — Еще одного вертунчика?

Чешарик, взъерошенный после прогулки, потрусил через комнату. Существо в его зубах дергало белесой ногой.

— Садись, Чеша. Отпусти его. Я кому сказала!

Кот уселся и смотрел с подозрением, не разжимая зубов.

— Не поглажу, пока не отпустишь! — Бабушка свела брови, и я в который раз подумал, что она похожа на королеву.

Чешарик неохотно склонил голову.

— Вот, молодец! Клади на пол, — похвалила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, как у бабушки.

Кот помедлил и снова исподлобья посмотрел на бабушку.

— Давай, Чеша. Покажи, как ты ночью поработал.

Кот наконец подался вперед, отпустил существо и отошел.

Каждое утро он приносил что-то новое. Как правило, зверушки были с внутренним дефектом, хотя наружные покровы выглядели целыми, а движения естественными. Правда, иногда он терял голову и съедал полдобычи, и приносил мертвецов — с погасшими глазами, с волочащимися проводами и биопружинами. Сегодняшний зверек был помесью опоссума и землеройки: поскакунчик с поврежденным прыжковым механизмом. Глазки у него были красные и круглые, а дыхание частое, как у игрушечного паровозика.

— Похоже, ты сломал ему спину, Чеша, — сказала бабушка.

Кот смотрел виновато. А может, просто ждал разрешения, чтобы приступить к еде. Я потрепала его по мохнатому загривку, в котором завяз студеный ночной воздух. Не обращая на меня внимания, он продолжал смотреть на бабушку.

— Знаешь, что я думаю? — Бабушка достала из корзинки нож, нагнулась и разрезала зверьку низ живота. — Ага, так и есть!

Кончиком ножа она придавила розовую опухоль, и наружу вылезло влажное белое яйцо размером с фалангу моего большого пальца. Зверек засучил передними лапками, погадил двумя серебристыми шестеренками и умер.