Марго Ланаган - Черный сок

— Ты порождение Глины, — заявила волшебница.

— Порождение чего?

— Говорю же, Глины. Только не лги, что сама никогда не задумывалась, почему ты вся такая кругленькая и темнокожая.

— Но что означает «порождение Глины»?

Волшебница балансировала на подоконнике, готовясь взлететь.

— Ты подменыш, и твое настоящее место в Волшебной стране. Скажу больше, вместо тебя там осталась сестра-близнец, которая скоро полностью превратится в Глину. Кто-то связал вас одной нитью, чтобы можно было путешествовать между мирами по узкой дорожке, которой воспользовалась я. — Послышался треск крыльев, и, вспорхнув с подоконника, волшебница взмыла в воздух.

— Постойте! — закричала я. — Скажите, где искать сестру-близнеца?

Волшебница рассмеялась в ответ, и этот звук походил на скрежет ржавого железа.

— Путь, по которому пришла я, все еще открыт. Только учти: я ничего тебе не говорила. Не люблю играть роль посредника, да и не мое это дело — наставлять людей на путь истинный.

Стрекоча крыльями, она исчезла за домами.

— Цериза? — Дверная ручка снова зашевелилась. — Что случилось? Ты нас звала?

— Нет, — ответила я спокойным, уверенным голосом и прыгнула обратно в кровать. — Все хорошо, я уже сплю!

— Правда?

Зарывшись с головой в простыни, задумалась над словами волшебницы: «…какая ты кругленькая и темнокожая…» и вдруг почувствовала, что куда-то сползаю, все глубже и глубже. Теперь хотелось лишь одного: чтобы никто и никогда меня отсюда не вытащил. «Твое место в Волшебной стране», — звучали в ушах слова феи. Кровать вдруг выросла, или это я стала меньше ростом, но только ноги уже не доставали до края. Стало очень тепло, и простыни почему-то прилипали к телу, а впереди маячило светлое пятно, как будто я оказалась в пещере и ползу к выходу. Неужели отцу все-таки удалось вытолкнуть из дверной ручки стул, проникнуть в комнату и зажечь свет? Но почему все вокруг не просто липкое, а еще и очень скользкое, и сама я стремительно скольжу туда, где виднеется светлое пятно и слышится шум…

— Ой!

Я рухнула вниз и очутилась на сказочном балу. Феи кружились в вихре танца, в воздухе развевались разноцветные лохмотья, мелькало множество смуглых рук и ног. Впрочем, назвать эти создания «феями» нельзя, и из всех земных определений для них, пожалуй, больше всего подходит слово «цитры ». Но звуки «ц» и «т» блуждают между мирами, и человеческие уста не в состоянии воспроизвести их правильно. Им аккомпанировал на скрипке самый настоящий человек из плоти и крови, изящный, с широко раскрытыми глазами. Замысловатые переливы варварской мелодии неслись ввысь, и цитры подпевали музыканту, что-то выкрикивали и раскачивались на его длинных, до пояса, волосах.

Я вывалилась из какой-то норы, проделанной в глинистом берегу, которую скрывала сорная трава, свисающая с выступа скалы наверху. На самом его краю виднелся грубо отесанный камень, а еще выше стояли стеной высокие деревья, почти полностью заслонив собой небо, которое уже начало потихоньку розоветь перед рассветом. А здесь, внизу шла дикая пляска, которую освещали горящие глаза и мерцающие одежды резвящихся цитр, да еще изящные красные фонарики, разбросанные по мелколесью.

— Ну же, глупышка! — прощебетал у моего локтя чей-то голос. — Присоединяйся к нашей компании! Близится рассвет, и время танцев подходит к концу.

Я осторожно поднялась и, шевеля непослушными губами, попыталась воспроизвести забытые слова древнего языка.

— Я пришла сюда не танцевать, — наконец удалось выдавить из себя.

Цитра скользнула в сторону и присоединилась к темному хороводу, кружащемуся возле скрипача. В похожем на легкую паутинку водовороте мелькали крылышки, вспыхивая лиловыми, зелеными и темно-красными огоньками, а из глаз танцовщиц вылетали спиралями лучи света, которые рассыпались искрами среди деревьев. Кто-то танцевал, а кто-то просто бродил вокруг танцевальной площадки и обнимался. Рядом с открытым бочонком валялись перевернутые и разбитые глиняные кубки.

Стиснув зубы, я стала обходить толпу, стараясь не наступить на одну из цитр . При мысли о том, как захрустят под ногами тонкие косточки, меня охватывал ужас. Я знала дорогу. Нужно идти по глинистой дороге, а потом спуститься вниз.

Выйдя из толпы, я стряхнула с себя магию танца и головокружительных огней, освободилась от волшебства, которое облаком висело над поляной, источало аромат цветущего клевера и дурманило сознание каждого, кто оказывался поблизости. Здесь было темно и тихо, и рассудок вдруг заговорил о реальных вещах, напомнил об извилистой глиняной дорожке, ведущей наверх, к дому, о неумолкающем скрипе деревьев, тихо жалующихся на свою жизнь, и радостном шелесте их темной листвы. Он напомнил о животных, похожих на меховые фонарики, которые спят, свернувшись калачиком, в дуплах пней и деревьев, в подземных норах и уютных гнездышках.

Я провела по нёбу кончиком языка, и оно чуть-чуть прогнулось, как тающий шоколад, только без вкуса. Руки тоже стали мягкими и влажными, и я попыталась рассмотреть их в предрассветных сумерках. Одна рука зацепилась за ветку, и на ней остались кусочки глины. На тыльной стороне ладони виднелась царапина, но она совсем не болела и стала затягиваться на глазах. Тяжелые, прямые пряди волос прилипли к плечам.

Я спустилась вниз, и ячейки сети, которую на меня накинул лес, стали еще чаще. Там, впереди, где глина обрывом уходит в землю, у самой воды, обитает мой народ. Я разогрелась от ходьбы, а они застыли от ночного холода и едва ли в состоянии говорить и думать.

— Цериза, где ты? — тихо позвала я, вспоминая, как звучит мой человеческий голос.

Пробравшись под распростершимися вверху ветвями, я вышла на берег реки и увидела их, спящих, с открытыми во сне ртами и склеенными пальцами. Некоторые еще не сформировались и составляли единое целое с глиняной стеной или стояли на неподвижных, вросших в глину ногах. Другие, подобно мне, могли передвигаться, пробовать всевозможные кушанья и оставлять следы на каменных плитах и коре деревьев. Они спали сидя или свернувшись калачиком на земле. Все мои круглоголовые родичи, казавшиеся совсем бледными в предрассветных сумерках, храпели и посапывали во сне, а остальные, еще не зародившиеся, дремали в глиняной массе в ожидании своего часа.

— Цериза, где ты?

Я брела по удивительному музею, в котором экспонатами были подобные мне существа. У одного во лбу застрял камень-минерал с причудливым рисунком из прожилок. Все они находились на разных стадиях развития, но никто еще не сформировался полностью, как я, и не мог сравниться совершенством форм с человеком из плоти и крови.

Никто, кроме одной.