Юлия Зонис - Контра

Парнишка стремительно хмелел. Он снова потянулся к бутылке. Там уже плескалось на самом донышке.

– Слышь, – лейтенант обернулся к Андрею и хитро сощурился, – а чего вы с батей вообще здесь? Ты извини, брат, но я у полкана твой пропуск подглядел. Ты же из этих… люди в штатском. Шрамовник, да?

Андрей не смотрел на паренька. Стряхнув с колен крошки, он встал и пошел за палатку. Там гора скатывалась вниз двухсотметровым обрывом. Весь их лагерь примостился на неширокой полке между пропастью и скальной стеной, уходящей вверх и вверх, к седловине перевала. Долина под горой была погружена во тьму, лишь чуть серел серпантин ведущей к перевалу дороги. И там, внизу, в черноте, помаргивали светляки. Огни пехотного лагеря? Для чего загнали в эту щель между горой и Границей не сто, не двести человек – судя по ярким точкам, не меньше двух, а то и трех полков. Дай бог, чтобы не целая дивизия жалась в долине. Зачем?

Сзади зашелестели падающие с тропы камешки и послышались неровные шаги. Голос с легким восточным акцентом спросил:

– Ну что, Андрей Дмитрич, уже догадались? Или подсказать?

Андрей поддел носком ботинка скальный осколок, столкнул его в пропасть. По камням внизу застучало.

– Был один такой умный человек, – продолжил голос, – а, может, и не очень умный. Звали его то ли Иваном, то ли Йонаханом, то ли вообще Павлом, и написал он одну книжку. Эту книжку очень любят у вас на Моховой.

Недоброе предчувствие взвыло во весь голос. Андрей так резко крутанулся, что чуть не потерял равновесие. На секунду представилось, как, раскинув руки, его тело валится на острые камни внизу. Потом видение смыло волной ярости.

– Они собираются их всех угробить? Открыть Границу кровью? Они что, спятили?! Это же безумие!

– Ну почему же?

В темноте шрамовник не мог сказать наверняка, но, кажется, Печник улыбался.

– Это вовсе не безумие. Это просто одна из теорий. Наверное, вам не раз говорил ваш профессор… Георгий Петрович, кажется? Если на Границе пролить очень много человеческой крови, она разомкнется. Это пробовали проделать уже не раз. Но никто до сих пор не думал, что понадобится столько крови.

Он кивнул на долину. Андрей ошалело вглядывался в спокойное скуластое лицо.

– Кто вы такой, Печник? Кто вы, черт побери, такой?

Печник пожал плечами.

– Я простой мусорщик. Не забирайте в голову. Пойдемте лучше чай пить.

– Мне надо поговорить с полковником.

– Не надо.

Но Андрей уже шагал к лагерю.

На сей раз полковник орал так, что «летучая мышь» под потолком выплясывала дикую пляску, а часовой то и дело норовил заглянуть вовнутрь. Когда ушастая, наголо выбритая голова в очередной раз скрылась за пологом, полковник перевел дух и громко зашипел:

– Вы думаете, мне это нравится? Думаете, я тут чем-то распоряжаюсь? Да вы что, идиот? Я бы и сам всех по домам распустил, первый бы сбежал отсюда, только бы меня и видели. Не могу. Приказ. И у вас приказ. И, между прочим, у вас там все знают и все одобрили.

– Не может быть, – возразил Андрей, понимая, что так оно и есть.

Полковник пропустил это мимо ушей.

– Послушайте, нам бога надо молить, чтобы эта дрянь сюда не добралась. А вы мне тут панику разводите.

– А что же с ребятами в долине? Вы утром просто прикажете открыть огонь по лагерю, сбросите на них пару бомб…

– И прикажу! – снова взорвался полковник. – Прикажу! Мне же приказали, и я прикажу! И вы не будете совать свой нос, будете делать, что вам велено.

Он приблизил лицо к Андрею и снова зашептал:

– Вы что думаете, мне приятно по своим стрелять? Я радость получаю от этой бойни? Да вы знаете, что штаб делал запрос в ваш чертов СКАР. Просили дать нам приютских – все равно им подыхать, так хоть быстро помрут, не на каких-нибудь урановых рудниках. Нет, отказали! Ваша, говорят, операция, вы и расхлебывайте. А у нас этика-эстетика. А похоронки по всем этим мальчишкам кто будет рассылать, вы?!

Андрей подумал, что если бы внизу были дети из приютов, ему пришлось бы пристрелить полковника. И почувствовал недостойное облегчение.

– Ну что, успокоились? – прогудел полковник. – Тогда идите, идите, не мешайте. Мне еще летучку проводить, а я не спал три дня. И никто из офицеров не спал. Идите хоть вы отоспитесь. Завтра нам силы понадобятся. Вдруг она, сука, и впрямь откроется?

Андрей шел от палатки, опустив голову и пиная мелкие камешки. Небо на востоке уже чуть светлело. Он шел и корил себя. Бормотал сквозь зубы: «Что, брат, сдулся? Спекся? А надо ведь было старого хрыча прибить». Можно было, конечно, нагнать сюда газетчиков. Так наверняка поступил бы Митька. Он ведь и сам был из их братии. Верил в силу произнесенного слова. Андрей вытащил мобильник и взглянул на табло. Без четверти пять. Не успеть. Даже если разбудить звонком Левку Первушкина, Митькиного оператора и закадычного друга – все равно не успеть. Пока тот глаза продерет, пока поймет, что к чему, пока дозвонится до редакции… Оставалось только ждать.

У костра Печник допивал чай. Лейтенант Суворов лежал, положив голову на согнутый локоть, и блаженно посапывал. Увидев Андрея, мусорщик выплеснул из второго стакана остатки водки, протер салфеткой и налил мутноватого кипятку.

– Вот, выпей, Андрей-багдасар.

Андрей устало опустился на плащ-палатку и сказал:

– Как вы мне надоели своими ужимками, Печник. Как вы все мне надоели.

Чай, однако, он взял и с отвращением выпил. Горло саднило от крика.

– Хотите, анекдот расскажу, Андрей Дмитрич? – невозмутимо предложил мусорщик.

– Валяйте, – вяло согласился Андрей.

– Приходит ангел смерти к молдованину, к японцу и к русскому. И спрашивает: «Чего бы вам такого из выпивки и закуски принести напоследок, чтоб умирать легче было?» Молдованин попросил вино и мамалыгу, японец сакэ и вареную рыбу, а русский – стакан живой воды и селедку. Ангел все это принес. Молдованин выпил вино, съел мамалыгу и умер. Японец выпил сакэ, съел рыбу и умер. А русский селедку в стакан с живой водой положил, пригорюнился и говорит: «Одни мы с тобой, золотая рыбка, остались!»

Шрамовник угрюмо посмотрел на Печника:

– А смысл в чем?

– А вам еще и смысл нужен?

– Тьфу!

Андрей сплюнул. Отпихнув разметавшегося во сне лейтенанта, он завернулся в плащ-палатку и закрыл глаза.

…Заскрипев, распахнулась тяжелая дверь. Из-под церковного свода посыпалась труха и разлетелись голуби (откуда голуби на болоте, подумал Андрей), узкие лучи света ударили в щелястый пол (откуда свет?).

Ноги помнили, как пружинят ступеньки – не ступеньки, болотные кочки, выжимающие из себя соленую влагу. Андрей прищурился, вглядываясь в полумрак. За невысокой кафедрой, там, где должен был быть иконостас и алтарь, высился деревянный крест. У креста маячила фигура батюшки с кадилом. Батюшка, чернорясый, долгобородый, бормотал неразборчиво, кадило покачивалось в его руке. За крестом, в полушаге от батюшки, воздух начинал дрожать и плавиться – там уходил вверх темный купол Границы. На Границе стоял Митька и держал за руку…

Читать дальше