Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане

Я взирала на него всё заинтересованней. Неожиданный поворот. Судя по всему, передо мной ницшеанец. Богоборец. Как минимум, Раскольников. Это занятно. Это добавляет впечатлений и эмоций. Не зря приехала.

— Да, посидел однажды, — продолжал он брать меня в плен своей искренностью. — За воровство, как это у них называется. Мешок еды утащил, чтобы с голода не подохнуть. Дали три года, вышел через два за хорошее поведение. Есть такие специальные колонии для инвалидов, особенно тошнотворные. На костылях тогда ходил, протез лишь через несколько лет сделали. Мерзкое время. Тяжело защищаться. Но я выдержал, выдержал… Пусть и дрогнув.

Мне стало ясно наконец, что посторонних стесняться не следует. Они, эти два молчаливых члена, похоже, ко всему привыкшие.

— Я, собственно, что спросить-то хотела, — подала голос. — Как бы трудно определить отца, вы же понимаете. Есть, конечно, верный способ по ДНК. Это дезоксирибонуклеиновая кислота, ну да вы наверняка в курсе. За границей определяют. А у нас — я даже и не знаю. В Москве если только. Да и то неизвестно где.

— А сейчас времена интересные начинаются, — говорил Куркин. Я прислушалась, оценила — нет, не про моё. — Совершенно уникальные. Никогда такого не было — чтобы разом, сразу, всё можно было взять. Ты мне возразишь: ну что тут можно взять, всё равно всё народное. Нет, уже можно. А в ближайшее время ещё вольнее станет. Я чувствую эти ветры, они вовсю дуют. Признаюсь тебе: среди местных людей я не нахожу единомышленников. Нет, кооператив зарегистрировать, в работу впрячься — такие найдутся. А вот чтобы вдуматься, прочувствовать, понять движение — таких нет. Чтобы весь масштаб осознать, чтобы ужаснуться и восхититься одновременно. Ну, или искусно маскируются. Хотя знаю, что нет, так что хочешь смейся, хочешь нет — а на меня божий перст указывает. Цех по выпуску тары, пасека — это только начало, поверь мне. Со временем я развернусь гораздо шире.

Вроде замолчал на пару секунд.

— Поэтому я только единственный способ вижу, — продолжила. — Найти родителя по родимому пятну. Оно у меня на правой ягодице. У матери нет, значит — передалось от отца. Верно рассуждаю? Претендентов трое, по крайней мере мать сообщила мне три имени. У одного точно нет. У второго выяснить сложно, но по косвенным признакам может быть удастся. У вас спрашиваю напрямую, так как вижу в вас искреннего и лишённого иллюзий человека. Хождения вокруг да около должны быть вам неприятны — поэтому всю правду выкладываю сразу.

— Тормозни! — хлопнул Куркин по плечу водителя. — Пойдём, покажу кое-что, — кивнул он мне.

Автомобиль остановился на деревенских задах. Как-то и не заметила, что выехали из Ключей. Это похищение? По одну сторону от дороги значился ряд домов с примыкавшими к ним огородами, по другую — поле с колыхавшейся на тёплом ветру травой.

— Видишь это поле, Светлана? — вытянул вперёд руку кооператор. — Что ты о нём думаешь?

Видит бог, я действительно задумалась в поисках ответа, но вопрос оказался риторическим. Ответа Куркин не ждал.

— Вопиющая непрактичность, согласна? Засеивать такие огромные площади клевером, который идёт лишь на корм скоту — что за глупость! Половина из того, что здесь скашивается, пропадает. Потому что нашему колхозному скоту столько кормов не требуется. У нас здесь не животноводческий центр, показатели по молоку и мясу скромные, не этим берём. Изначально, в царские времена, село задумывалось как очаг малой провинциальной промышленности. Поэтому и консервный завод появился. Ему больше сотни лет. Вон, здание виднеется, видишь? — показал он на грязно-кирпичное пятнышко в окружение изб. — Как построили в девятнадцатом веке, так и стоит. Ни одного капитального ремонта не делалось! И все советские годы заводом живём. Так не надо ничего придумывать, надо развивать заводскую инфраструктуру! Почему площади бездействуют, давайте сопутствующие производства строить — выпускать газированные и минеральные воды. В десяти километрах отсюда есть источник минеральной воды — никому не нужен на хрен, столько денег пропадает. Давайте майонезы делать, кетчупы, соусы всевозможные — они всё более востребованы, люди понимают, что питаться можно и нужно лучше. Да и потом, здесь же отличное место для отдыха и рыбалки. До Волги три километра. Лес, полный живности. Можно построить небольшие гостиницы коттеджного типа, мотели — пусть так называются, как в Штатах. Летом — купание, рыбалка, охота. Зимой — лыжи, коньки, те же охота с рыбалкой. Каток не проблема организовать. Снегоходы можно сдавать в аренду. По уму если — тут можно сделать чисто рай! Люди потянутся, тот дурак, кто не верит в это. Люди жаждут этого — лучшей жизни. Председатель наш — дурак, он не верит. Ну да ладно, скоро вот землю начнут в аренду выдавать, а чуть позже и вовсе продавать — тогда и завертится движение. Кто успеет места занять — молодец, кто не успеет — быть тому крестьянином до скончания дней. Я успею, будь уверена.

Он мечтательно взирал на клеверное поле. Красивое, большое, оно переливалось травяными волнами и приглашало нырнуть в свою успокоенность. Какие заводы, какие коттеджи, говорило оно, здесь и так прекрасно!

— В общем, вы должны мне сказать, — выдохнула я, — есть у вас аналогичное пятно или нет. В случае если отцом окажитесь вы, обещаю алиментов не требовать, претензий не предъявлять. Всё, что я хочу — тихое понимание, кроткая истина. Да, отец вот этот. Мне кажется, я многого не требую.

Засунув руки в карманы брюк (трость в машине — не больно и нужна походу), не реагируя на меня, Вячеслав Куркин задумчиво и мечтательно взирал на поле клевера. И мчались по нему на конях бояре в шубах, и трубила в горны челядь, и метались среди снегов почти смирившиеся со своей благородной погибелью зайцы, лисы и волки.

— Ты осталась бы здесь жить, Света? — соблаговолил наконец обратиться он ко мне.

— В деревне? Ни за что!

— Ну а если бы здесь своё дело имелось? Надел землицы, небольшое производство, нормальные доходы? Перспектива на будущее и гордость за то, что ты человек свободного труда?

Усмехнулась.

— Я бестолочь, — ответила. — Моя участь — умереть пьяной под забором после пятого развода с мужем-кинорежиссёром.

— А вот мне кажется, — этак выразительно, вот мол какой я глубокий мужчина, заглянул он в мои глаза, — что в тебе есть нужная хватка. У тебя бы получилось. Просто ты ещё молода, многого не понимаешь, да и собственником себя представить не можешь — а это совсем другое ощущение, поверь мне. Можно бы даже удочерение сделать, я не против. Школу бы закончила — и сюда. Сначала в помощницах у меня, потом бы тебе всё отошло. Я же не вечный. Расширим с тобой бизнес многократно. Признаюсь тебе, я всегда опасался заводить детей. Может, не столько их опасался, столько того, от кого заводить, самок этих глупых и истеричных. Но такой дочери я только рад. В тебе мой психотип, я чувствую это.