Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане

Всё с вами понятно.

Пошлялась ещё с полчасика — глухо. Народ в неведении. И въезжать не собирается.

Шабашников, однако, на улицах не видно. Отлёживаются.

Алёша на глаза попался, слава тебе господи! В своём репертуаре — словно в воздухе нарисовался. Вот этот обеспокоен и некоторым образом в курсе. Я ему обрадовалась.

Я ему всегда рада, конечно. Он милый и мы влюблены друг в друга — не стоит забывать. Но пообщались коротко.

— Ты была там что ли? — спросил он приглушённо.

— Была.

— Я так и знал. Шабашники наехали?

Вот, всё знает человек.

— Они самые. Ну а ты что слышал?

— Да ничего особенного. Знаю только, что жертвы есть. У шабашников пара раненых, они весёленькие, бухали с утра, а у цыган и трупы имеются.

— И что они?

— Ну а что они? Снимутся, должно быть, и уедут. Что ещё делать-то? Победил председатель. Вскорости и за Куркина возьмётся.

И исчез.

Алёша, хотела я ему крикнуть, куда же ты? Мне так обнять тебя хочется, к груди твоей прижаться. Поцеловать тебя в рот красивый, заячий. Я же запала на тебя, человек мой дорогой, быть с тобой хочу постоянно.

Поедешь со мной в город, любимый?

— Здравствуйте, Людмила Тарасовна! — кивнула библиотекарше. — Книги прочитала, завтра сдал. Новых поступлений не было?

— Света! — нервно, истерично схватила она меня вдруг за руку и потащила за собой.

Отвела на десять метров и остановилась. Зачем — непонятно. Всё равно посреди дороги остались.

— Я долго тебе собиралась это сказать, и ты меня ни за что не осуждай! — забормотала она, глядя на меня широко открытыми и пугающе взбудораженными глазами. — Я понимаю, что всё это станет для тебя шоком, но ты должна узнать правду. Какой бы горькой она ни была.

Не люблю неадекватных людей. Всю жизнь бегу от неврастеников. Они чрезвычайно опасны. Могут надолго выбить из колеи, а то и вовсе заразить психозом. Любой ерундой. Это опасно. Надо оставаться трезвой и рассудительной. В библиотекарше, судя по всему, я несколько ошибалась. Она казалась мне разумнее.

Но стояла, ждала.

— В общем, слушай и сама решай, что с этим делать, — продолжала та вывалить на меня килограммы нервозности. — Потому что с этим надо что-то делать. Такое в голове не укладывается. Короче, твой отец — вовсе не тот, на кого ты думаешь. Не Егор, хоть сам он и готов считать тебя дочерью. Он с придурью, не обращай внимания. Твой настоящий отец… — о, эти долгие, многозначительные паузы, за которыми следует туфта и глупость, сколько же вам длиться? — твой настоящий отец — это твой дед.

Проговорив это, она собралась уйти. Но тут же опять развернулась ко мне лицом.

— Ты, может быть, не поняла меня, ты ещё маленькая, но, я думаю, уже знаешь, как дети на свет появляются. Да, Света, твой дед делал это самое с твоей матерью. Поэтому она и уехала из села. Поэтому ни разу не приезжала его навестить… Я случайно узнала об этом. Прости меня, пожалуйста.

Она торопливо зашагала прочь. Я тут же принялась вспоминать пластинки из домашней коллекции и без затруднений воссоздала всю последовательность песен на первой попавшейся.

— Поёт Анна Герман, — шептала тихо. — Ленинградский завод грампластинок. Первая сторона: «Когда цвели сады», «И меня пожалей…», «Осенняя песня», «Письмо Шопену», «А он мне нравится».

Не спеша побрела к дому.

— Сторона вторая: «Из-за острова на стрежень», «Любви негромкие слова», «Далёк тот день», «Колыбельная», «Вы хотели мне что-то сказать». Все считают, что у Герман зарубежный шарм, а мне кажется, что она простушка.

Тётушки, что так обеспокоены Ирано-иракской войной, всё ещё на своём месте.

— По просьбам трудящихся, — объявила им, — исполняется песня Владимира Шаинского на стихи Михаила Рябинина «Когда цвели сады». Дурма-аном сла-адким ве-э-яло, когда-а цвели-и сады-ы, когда одна-ажды ве-эчером в любви-и призна-ался ты…

И что же ты хочешь, сволочная библиотекарша, чтобы я поверила в это?

В любом случае с посещением библиотеки придётся завязывать.

Смотрела искоса на деда и невольно представляла, как он занимается любовью с матерью. У меня богатая фантазия, напредставлялась до мельчайших деталей. Он в какой-то момент мой взгляд поймал. Я тут же отвела глаза в сторону.

Всё готова принять, всех простить — я смогу. Если за этим стояло Чувство, желание передать близкому человеку частичку тепла — то всё объяснимо и естественно. Не жди от меня осуждений, дедушка, я не из тех, кто кидается камнями. Постараюсь тебя понять, папа.

Слухами лихо земля полнится. Вроде никто и не подсказывал куда идти, а ноги сами вывели к консервному заводу. В самое нужное время. У ворот, двух шатких металлических параллелепипедов, постоянно открытых, хотя бы потому что на них отсутствовали скобы для замка, собирался народ. Несколько взволнованный, но больше удивлённый — завод со вчерашнего дня встал. Впервые за свою полуторастолетнюю историю — так в толпе говорили. Ни в гражданскую не останавливался, ни в Великую Отечественную.

Вообще-то чересчур расстроенными жители Вешних Ключей не выглядели. По лицам этих коренастых мужичков и крепко сбитых тётушек — они составляли трудовое большинство, хотя попадались среди работников завода и молодые, совсем юные ребята — даже улыбки блуждали. Многим внезапный отпуск оказался по душе: огородом заняться, скотом домашним или в город за покупками съездить — плохо разве? Ну постоит недельку, потом вернёмся. Зарплату ведь не урежут, правда?

— Сейчас решаем, как с зарплатой быть, — объяснял рабочим усатый дядька в сером пиджаке, по всей видимости, директор. Я как раз в этот момент к народу присоединилась, человек пятьдесят его насчитывалось. — Само собой, идти будет определённый процент, но какой именно, не могу сказать. Случай неординарный, никогда раньше простоев не было. Какие из области придут распоряжения — так и сделаем.

— А причина-то какая, причина? — раздался вопрос.

— Объясняю ещё раз, — отвечал директор. — Причина — в отсутствии тары. Фруктов, овощей — в изобилии. Банки имеются. Нет ящиков под них. Сейчас Слава Куркин должен подъехать, он более подробно расскажет, почему у него тары не осталось.

— Ну вот, отдали кооператору цех — сразу тары не стало, — раздался другой голос, разочарованный. — Ну а что, на Куркине свет клином сошёлся что ли? Других поставщиков ищите.

— Ищем, ищем, — кивал директор. — Если Куркин не справится, обязательно найдём. Но на это несколько дней понадобится.

— А сколько стоять будем?

— Неделю, не больше, — прикинул председатель. — Я так думаю.

Здесь же, на собрании, я узнала, что отчество у Куркина — Демократович. То есть его отца Демократом звали. Забавно. Вячеслав Демократович, рождённый для Перестройки.