Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане

— Это точка зрения посредственностей. Персонажи, как и люди, всегда либо воплощение добра, либо зла. Ты не поняла свою Марию, поэтому она получилась у тебя непроявленной. У читателя обязательно должно возникнуть осознание того, в какую из сфер движется герой произведения. Скорее, возвращается. Все мы выходим из определённых сфер и туда же возвращаемся.

— Ой, да забудь ты про эту повесть! — махнула я рукой. — Она неудачная. Я уже разочаровалась в ней. Глупое бумагомарание. В пятнадцать лет невозможно написать талантливое произведение.

— Возможно. И повесть твоя, поверь мне, ещё может получиться замечательной. Просто тебе надо на время вернуться в одно место… В одну обитель… Сразу после этого ты поймёшь совершенно всё о жизни и о людях. Да и обо всём остальном. Из под твоих рук станут выходить поистине прекрасные, наполненные неподдельным трагизмом и истинной гениальностью произведения. Скажи мне, ты хочешь побывать там?

Я слушала его с недоумением. И ответа не давала. Просто не находила для него слов.

— Ты прости меня, — продолжал, словно смягчившись, огнеокий Алёша, — что я бывал с тобою груб последнее время. Это вовсе не из-за того, что я обиделся или начал относиться к тебе по-другому. Не смей думать, что я осуждаю тебя за смерть отца — этот человек не значил для меня ровным счётом ничего. Просто всё это время я готовился… Готовился совершить с тобой перелёт. Чтобы наполнить твою сущность неугасимым огнём. Выполнить миссию, для которой был создан…

Я опять предпочла помолчать в тряпочку.

— Я присматривался к тебе. Долго и тщательно. Ты уникальный человек, Светлана! Быть может, ты и сама ещё не понимаешь этого, хотя я уверен, что какие-то далёкие отголоски этого понимания уже достигли тебя. Но дело в том, что ты навсегда останешься посредственностью, если не переступишь черту. Если не совершишь поступок, который отделит тебя от других людей. Сделает особенной. Я уверен, что ты готова к нему. Готова отправиться со мной. Я прав?

— Куда? — выдохнула я наконец, испуганная и потерянная, ни на секунду не сомневающаяся в том, что Алёша вовсе не придуривается, что за всеми этими многозначительными фразами стоит нечто мистическое и запредельное.

— За грань реальности! — выдохнул он и поднялся на ноги.

Он был обнажён, красив и грозен. Странное движение произвели его руки — словно освобождаясь от чего-то, сковавшего их за спиной — и тут же сложились крест-накрест на груди. Он склонил голову, и в следующую секунду из-за спины раскрылись два серебристо-тёмных чешуйчатых полотнища.

Крылья! Это настоящие крылья!

Алёша приподнял голову и в очередной раз пронзил меня требовательным взглядом горящих глаз — на этот раз он казался особенно болезненным и угнетающим. Он протянул ко мне ладони и слегка нагнулся, собираясь подхватить на руки. Потерянная, сдавшаяся на милость его пугающему очарованию, я покорно позволила приподнять себя в воздух и даже не думала сопротивляться.

— Ты ангел? — спросила я тихо, пытаясь смириться с бушующим пламенем его взора и всеми невообразимыми событиями, что последуют вслед за этим. В уголочке сознания я даже постаралась убедить себя в том, что совершаю осознанный выбор. Что так нужно. Что по-другому нельзя. Да и убеждать себя не пришлось. Ведь по-другому действительно нельзя, не так ли? Это судьбоносный поворот в жизни и надо через него пройти. Пусть даже потеряв себя и навсегда исчезнув в безвозвратности гулкой тьмы.

— Да, — ответил он странным, совершенно нечеловеческим голосом. — Почти.

Он ангел… Почти — потому что скромный. Потому что не хочет меня пугать шокирующими знаниями потустороннего. Потому что добр и нежен. Я избранная и мы улетаем в рай.

Я прижалась плотнее к его холодной груди и обвила его за шею ручонкой. Алёша поднял над головой руку и, приседая на одно колено, взглянул вверх. О, да, мы оторвёмся от пола, словно ракета и пробьём потолок, что отгораживает нас от истинной сущности мира! Мы вырвемся в запредельность!

Или нет? Или это и не потолок вовсе? Смотрите, смотрите: там пунцовая глубина, там свиваются в узоры разноцветные тени, там коридор в зазеркалье! Три, два, один…

Хватка алёшиных рук вдруг ослабла, а голова лихорадочно дёрнулась. Глаза расширились — они совсем близко от меня, я могу поцеловать их или облизать — и сквозь всполохи огня в них заструились чёрные тени. Он вроде бы издал хрип или что-то похожее на него. До меня внезапно дошло, что всему этому предшествовал странный звук — будто злой и сосредоточенный мясник принялся свежевать тушу и нанёс первый удар по самому проблемному месту, где одни кости и минимум мяса.

Тут же я и мясника разглядела.

Серёжа!

Он стоял за спиной моего тёмного ангела и нервными рывками пытался вытащить застрявший в алёшином черепе топорёнок. После очередной попытки это удалось — лезвие освободилось из сдавленного плена костей и было награждено выплеском тёмно-густой жидкости, она торопливо вырвалась вслед за ним из раны.

Сноп животной ярости пронзил меня от кончиков пальцев ног до спутанных волос — я даже завизжала от возбуждения и восторга.

— Мочи его, мочи! — раздался мой вопль, и я сама не сразу осознала, что кричу именно эти слова.

Правильные слова. Единственно возможные. Потому что ничего другого я не желала так страстно в то мгновение, как смерти и уничтожения этому пугающему крылатому существу.

— Убей его скорее! — снова завизжала я, и буквально мгновением позже Серёжа опустил топор на голову демона — кто же ещё мог придти за мной? — во второй раз.

Удар оказался хорош — топорёнок вошёл в череп на приличную глубину, крылатый Алёша передёрнулся судорогой и выронил меня из рук. Я скатилась на пол, почти под кровать. Боли не чувствовала.

Серёжа рос в мастерстве прямо на глазах — на этот раз лезвие вышло из черепа буквально при первом же усилии, и цыганёнок нанёс вслед за этим ещё с пяток ударов.

— Лучше вообще отрубить! — расслышала я его невольный возглас и, торопливо выбравшись из-под кровати, отползла к противоположной стене, чтобы не мешать завершению экзекуции.

Шея у Алёши плотная, жилистая — с ней цыгану пришлось повозиться. Вроде бы всё, сделано дело — ан нет, какая-то венка никак не хочет отрываться. Но Серёжа терпелив, разделался с ней основательно. Чтобы ничего не срослось.

Голову он пинком откатил к платяному шкафу. Та ударилась об дверцу — она скрипнула, сколько лет уже шкафу этому! — и замерла. Крылатое тело демона лежало без движения. Кровь из раны почти не сочилась.

Я чувствовала себя безмерно счастливой. Освобождённой от великого ужаса. Даже плакать хотелось.