Александр Годов - Дьявольская радуга

Николай еще немного посидел на полу, опустив голову и зажав руки коленями. В конце концов, он понял, что не может больше находиться рядом с трупом и вышел обратно в магазин, где его ждала двухлитровая бутылка минеральной воды вместо подушки и грязные витрины. Вряд ли удастся сегодня поспать. Он уже пытался заснуть в магазине, но мешали выплывающие из памяти воспоминания. И труп в подсобке.

Пригибаясь, Дохляк нырнул к стойке с комиксами. В магазинчике было темно. Солнце давно уже село, а звезды и луну скрывали плотные облака.

Николай зажмурился. Хотелось свернуться калачиком и погрузиться в собственные чувства. И темнота должна была помочь ему в этом.

— Но-о-о-очь, — шепотом сказал он и облизал пересохшие губы.

Дохляк бросил взгляд на дверь подсобки, высматривая пробивающиеся лучи света. Он не хотел задувать свечи в каморке: а вдруг ему все-таки надоест сидеть в темноте? Но «архаровцы» могли разглядеть свет, и поэтому пришлось плотно прикрыть дверь.

Город погрузился в больной сон. Выжившие прячутся на крышах домов, в мусорных кучах, в подвалах и канализациях в попытке обмануть «архаровцев». Твари же выходят на охоту, чтобы содрать с очередного полоумного бедняги кожу под романтическую музыку военных лет. Но сколько бы «архаровцы» не ловили живых мертвецов, все равно зомби не становится меньше. Почему? Нет ответа.

…Он, Алена и Маша возвращаются с пикника. Вечереет. Небо окрасилось дымкой рассвета. На улице достаточно тепло — градуса двадцать три. Алена и он выпили немного красного вина, поэтому у обоих блестят глаза и на щеках разливается румянец. Маша держит в руках пузатую бутылку «кока-колы». Вообще-то Алена запрещает дочке пить газировку: боится испортить желудок. Но ведь сегодня особенный день. Девятая годовщина свадьбы.

— Коль, а ты уверен, что два литра газировки для нее не много? — спрашивает Алена. Спрашивает потому, чтобы Маша ей возразила. Алена улыбается.

— Не много! — отвечает Маша и оттопыривает нижнюю губу. На кукольном личике отражается целая гамма чувств: обида, огорчение и возмущение.

Он смеется и пожимает плечами. Мол, ничего не поделаешь. Маше не возразишь. Алена порой упрекала его, что он слишком добрый с дочкой. Но как можно было запрещать этому милому комочку с золотистыми волосами?

— Пусть пьет, — говорит он.

Маша смеется, а Алена прижимается к нему и целует в губы…

Одна четкая, ясная мысль все же пробилась через смесь противоречивых эмоций и мыслей: нужно сопротивляться «архаровцам». Не надо сдаваться. Не надо. Да, именно так.

В магазинчике пахло шоколадом и пылью. Дохляк пообещал себе, что после того, как он избавится от трупа, обязательно приберется. Вымоет витрину, выкинет протухшие продукты, отдраит до блеска полы. Дохляк сравнил магазин с садом. Вместо бутонов роз, ромашек, фиалок повсюду росли сорняки. Но ничего: ему удастся вновь вернуть «саду» прежнюю красоту. Всегда можно вдохнуть жизнь в любую вещь или в любое место.

Бум-бум-бум. Сердце все не хотело остановиться и настойчиво билось. Дохляк сосредоточился на сердцебиении. Ему показалось, что если считать удары, то моторчик в груди остановится, и Николай вновь превратится в Дохляка-мертвяка. Но сердце продолжало жить.

…Вокруг него толпятся родители с детьми. Запредельно шумно. Галдеж такой, что хочется закрыть уши руками и бежать-бежать скорее в машину. Но он заставляет себя улыбаться и терпеть выпавшие на его душу мучения. Все-таки Машенька идет в первый класс.

Алена держит букет с пятью розами. Цветы он купил сегодня ранним утром. На лепестках роз блестят капельки воды — только что прошел дождь.

Маша щебечет с мальчиком (поправка: с будущим одноклассником). Она вся такая нарядная, хоть отправляй на подиум: воздушное розовое платьице, банты в волосах, белые чулочки и белые туфельки. Ангел во плоти.

— Сфотографируй ребенка, — говорит Алена.

Он мысленно ругает себя за нерасторопность, достает фотоаппарат и…

Дохляк схватился руками за голову и свернулся калачиком на полу. Жена, дочь. Дочь, жена. Воспоминания каменными плитами падали на него, заставляя ожившее сердце стучать быстрее. Дохляк и был бы рад отказаться от картинок из прошлой жизни, но только не знал как.

Тоска раздирала душу.

Ночь наполнялась звуками. Заиграли граммофоны где-то поблизости от магазина. На улице послышались тяжелые спокойные шаги. «Архаровцы» просыпались. Городу нужна была еда.

Силой воли Дохляк заставил себя остаться в магазинчике, хотя его так и подмывало спрятаться в подсобке. Вдруг «архаровцы» учуют труп? Тогда он, Дохляк, сможет попытаться убежать… Нет! Хватит скрываться! Если «архаровцы» придут, то он будет бороться!

«Правильно. Не сдавайся!» — Голос в голове Дохляка принадлежал Алене.

А ради чего бороться?

«Ради меня».

Ты мертва! Маша мертва!

«Не говори так, Коль. Ты же сильный, ты справишься».

Все эти слова — ложь!

«Не правда».

Правда!

«Коль, перестань спорить».

Ты мертва.

«А ты повторяешься. Послушай, ты должен бороться! Должен ради того, что, возможно, ты сможешь выбраться из Города! Представь только!»

Из Города нет выхода.

«Но ведь сердце твое забилось, дурачок. Разум вернулся к тебе. Бог дает тебе шанс. Я люблю тебя».

Николай не ответил.

Голос Алены умолк.

Дохляк почувствовал, что засыпает.

Седьмой приготовился к смерти.

Он, закрыв глаза, начал бить по песчаным стенкам в надежде, что нора начнет осыпаться и его заживо закопает. Седьмой вкладывал в удар всю силу, ярость и отчаяние. Но нора оказалась прочной. Чертов ход не завалило.

Если бы оставались силы, Седьмой бы заплакал. Но вместо этого он позволил усталости взять верх над собой и тяжело выдохнул. Он бы все равно попался бы Крылатым. Попался…

Когда веки уже слипались, он заметил, как зашевелилась земля в тупике. Через мгновение он поймал себя на том, что в норе стало светло, как днем. Казалось, что камушки и комья грязи вспыхнули огнем. Только огонь был зеленоватым и не обжигал кожу. Седьмой встал на четвереньки и пополз обратно во тьму норы. Он не понимал, что происходило. Тишину нарушил крик. Земля пришла в движение. Седьмой вытащил револьвер, но потом бросил его. Патронов все равно не было.

Один из камней начал раздуваться, как шарик. Камень на глазах увеличивался в размерах. Последовала серия вспышек, сопровождаемая женскими криками. Седьмой зажал уши руками.

Всюду мелькали необычные картины. По револьверу заплясали электрические разряды, Курносый закрутился, как волчок. По стенкам норы пошли трещины, из которых принялись вываливаться черви.

В раздувшемся до размера большого арбуза камне плавала в жидком зеленом огне кукла. Она походила скорее на плохо сшитого медвежонка: глаза-пуговки, части тела были соединены грубыми нитками, на туловище красовались разноцветные камушки. Лицо же её украшала гигантская улыбка.