Олег Кожин - Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)

…Старинный городок, окруженный лесом. Дома – точно трухлявые пни, в которых проели многочисленные ходы трудолюбивые термиты. Дома-гнилушки. Над ними островерхая башня. Так и слышится – густое медное эхо колокола, отмеряющего счет дням такой краткой и хрупкой человечьей жизни.

…Гесперия – страна вечерней зари, где мешаются оттенки коралла и опала. Выступающая из причудливого танца облаков. Облака меняют форму, являя череду странных образов. Пугающих. Манящих. Гесперия – место, где начинает свой отсчет время. Куда влечет всех Избранных. Тех, кто обретается на дне, но тянется к свету…

«Да кто он такой вообще, этот Бушмин?!» – лихорадочно думал я.

Безумец, каким считают его на исторической родине?

Или на самом деле – скиталец по чужим мирам, как верят его многочисленные последователи?

Ян-Сноходец. Ян-Сновидец. Тот, что видел Яддит и сохранил рассудок. Тот, что вернулся из гурских областей целым. Одной ногой там, за гранью, другой здесь – в мире людей.

Тот, кем управляет Звездовей – он попытался изобразить его на очередной картине, – ветер звезд, играющий с осенними листьями. Подчиняющий себе дым камина, плетущий из него запутанную вязь своих бесконечных рукописей. Ветер, проходящий по траекториям планет, от яркой точки Фомальгаута, несущий поэтам и художникам тайны Югготских Грибов. Рассказывающий о цветах в сказочных садах Нитона. Он навевает сны. Он открывает правду.

А вот – Антарктика. Зловещий черный конус во льдах, среди свиста пурги и мельтешения снежинок. Хранящий на себе отпечаток тысячелетий. То, что таится под ним, в сердце льдов – внушает страх даже Древним. Оттуда, из хрустальных глубин, взирают на мир мертвые глаза.

А вот… Будто бы тот самый дом, в котором прошло и мое детство. Витая лестница. Окно, заложенное каменной плитой. Будто это я сам с детства мечтал заглянуть в него. Узнать, какую тайну оно хранит. Только тьма и пыль. Пыль и тьма… И когда рабочие, наконец, сняли эту плиту, они с криком бросились врассыпную. Я же увидел за ним то место, где бывал в своих снах.

Я сплю или брежу?

Это всё Бушмин, его картины… что за наваждение?!

Высокая стена, опоясывающая город-тайну. Стена, что поросла седым мхом. У ее подножия рассыпаются в клочья пены свинцовые волны. За ней скрыт город-сад. Там порхают с цветка на цветок птицы и пчелы. Звонкие ручьи там питают деревья, дарящие плоды удивительного вкуса. Но возможно ли отыскать в этой стене ворота?!

Крики чаек. Перезвон колоколов. Манящее чувство тревоги. Манящее предвкушение пути. Знакомый колокольный перезвон – я вновь слышу его, – исходящий со дна моря, из-под толщи воды. Из-под слоя ила.

– Атлантида, – сказал я, разлепив губы. – Ульяна направляется в Атлантиду, верно?

Бушмин кивнул.

– Я должен остановить ее! – прошептал я. – Я должен вернуть ее… Да, я почти забыл… Но как такое можно забыть? Я просто запутался, просто заблудился в собственных снах… На самом деле, я не могу без нее. Я люблю ее!

– В Атлантиду не выдают виз, молодой человек. Туда сложно достать билеты.

– Но ведь у нее получилось?

Он раскупорил бутылку коньяка, разлил по бокалам. Один протянул мне. Второй осушил залпом и сразу же наполнил вновь.

– Я вижу, как люди воспгинимают мои кагтины. Для одних это пгосто пгихоть, дань стилю, модная фантазия. Для дгугих – что-то большее. Возможность вегнуться. Вспомнить то, что уже пгиходилось видеть. Тепегь я знаю, вы тоже видели эти сны… Вы знаете, что это… Я помогу вам.

Четвертый день штормило. Океан с ревом налетал на побережье. Разбивался грохочущим валом, пенными клочьями, на тысячи мельчайших капель. Ветер доносил их до меня.

Океан касался лица, холодил щеки. В такие мгновения казалось, что идет дождь.

Впереди, в конце пирса, в густом тумане, угадывался массивный силуэт чертового колеса. Там были аттракционы и кинотеатр, предназначенные под снос.

Людей не было. Какому идиоту придет в голову тащиться на океанскую набережную в такую непогоду? Только мне.

Я стоял возле закрытой лавки букиниста в самом начале пирса. Пялился в ее мутное, пыльное изнутри окошко.

Смотрел на ряды цветных книжных корешков. Штабеля и груды пыльных замшелых вселенных, которые ждут своего часа, чтобы проявить себя, явить себя через чью-нибудь незадачливую голову. Молчаливое кладбище невостребованных фантазий и грез. Какой в них толк теперь, когда сама жизнь легко переплюнет любой «фикшен».

В стекле мне мнилось собственное отражение. Двойник смотрел со скукой и отвращением.

– Интересуетесь букинистикой?

Я обернулся.

Свански появился как всегда – словно ниоткуда. Выплыл из тумана, под лоснящимся зонтом, в светлом плаще. Щегольская шляпа с перышком чуть набекрень. Вежливая улыбка магазинного манекена. Румяные щеки, белоснежные зубы, выразительные брови. Так выглядят преуспевающие американцы в журнальной рекламе.

– Вы опоздали.

– Срочные дела в посольстве.

– Вышло что-нибудь из нашей затеи?

– Вы, Свиридов, зациклились на работе. Это вредно для пищеварения. – Он постучал по окну книжной лавки пальцами, запакованными в черную перчаточную кожу. – Нет бы о литературе поболтать, о книгах… Как-то развеяться. Не хотите сходить в кино? Тут отличный зал неподалеку. Лучший поп-корн на побережье.

– Вы же знаете, я тороплюсь. Завтра истекает срок визы.

Свански склонил голову чуть набок, будто присматриваясь, будто прицениваясь. Прищурился. Стрельнул взглядом влево-вправо.

Напрасная предосторожность. Кому бы взбрело в голову потащиться на пирс в такую непогоду?

Хороший хозяин в такую погоду не выпустит на улицу пса. Но кто сказал, что наши хозяева – хорошие?

– Что ж, к делу, – Свански запустил руку в карман плаща, выудил на свет бумажный пакет. – Здесь материалы, о которых вы спрашивали. Все, что мне удалось накопать.

– Спасибо за помощь.

– Благодарите лучше ваше начальство. Они умеют быть убедительными.

– Вы, стало быть, навели справки?

– Чтобы вы не искали, приятель… Некоторые ребята в вашем ведомстве считают, что вы слегка перегнули палку.

– Для меня главное это найти, Свански. А там посмотрим.

– Вы затеяли серьезную игру, а?

– Похоже на то.

– Только не расшибите себе башку.

Приложив на прощание два пальца к шляпе, Свански уже уходил, истаивал в тумане. На миг задержался…

– Кстати, Свиридов… У меня к вам одна просьба. Пустячок… К делу не относится.

– Я вас слушаю.

Глаза его блеснули. На миг он превратился из манекена в человека:

– Когда доберетесь туда… Выпейте за мое здоровье. Коктейль с гребаным зонтиком и оливкой. С видом на все эти маринованные колоннады, черт бы их побрал. Я надеюсь, у них там найдется приличный бар? Один стаканчик, Свиридов… Вот и всё. Бывайте!