Ли Майерс - BRONZA

Марк устало смежил веки. Болтовня доктора отвлекала. А надо было сосредоточиться. Призвать Силу. Позвать Монсеньора. Исцелиться. «Ивама… ублюдок… – вспомнил он его ставшие вдруг стеклянными от бешенства глаза. – И что я такого сказал?» Но Монсеньор не откликнулся, и никто другой тоже. Наверное, каким-то образом обезболивающее, которым его напичкали, блокировало зов Силы. Капризничая, она не хотела слушаться своего хозяина, и он надолго остался в этом изломанном теле, запечатанный в нем, словно в узилище. А добрые самаритяне в белых халатах, как назло, со всей ответственностью следили за тем, чтобы он не отдал богу душу.

Сверлящая кости боль заставляла прийти в сознание, но сестра с очередным уколом у капельницы – и он снова проваливался в беспамятство. Сначала проваливался просто в пустоту. Потом в ней поселилось чудовище. Оно недовольно ворчало и скулило где-то совсем рядом, подбираясь к нему все ближе. Этот жадный, вымаливающий что-то взгляд опять преследовал его. Очень скоро чудовище подберется к нему, он услышит его льстивый шепот, оно прикоснется к нему, и он будет кричать, содрогаясь от ужаса.

Спасая свой разум от безумия, вначале просил, потом настаивал, а после уже орал, чтобы ему перестали колоть уколы. Любые. Орал, вцепившись в халат врача, что чувствует себя прекрасно. Подумаешь, пара царапин… все заживет, как на собаке! Лечащий врач смотрел на него, упакованного в гипс и, естественно, не верил.

– Может, у вас еще и девять жизней, как у кошки? – съехидничал доктор, назначая пациенту успокоительное.

«В самую точку! – хотел бы огорошить его Марк. – 9 жизней… или 99… или 999 жизней плюс бесконечность…» Между уколами боль немилосердно вздергивала его тело на дыбу. От каждого вздоха болела грудная клетка, а кости ломило так, будто по нему проехался бульдозер, да не один раз. Но стиснув зубы, он продолжал отказываться от обезболивающих уколов, посылая тысячи проклятий на голову Оуэна. Ивама, я убью тебя!

Прислушиваясь к невнятным угрозам пациента, врач добродушно похлопывал его по руке. Но стоило Марку зубами попытаться вырвать иглу из вены, его пристегнули к койке, и доктор строго заметил, что если он продолжит буянить, его переведут в отдельную палату. В другое отделение. С решетками на окнах, где двери запираются на ключ!

Марк сдался и больше ни о чем не просил. Ел все, что дают, чтобы не проснулся голод. Старался выглядеть бодрым днем и скрипел зубами по ночам. До того утра, когда в палату ураганом, сметая со своего пути врачей и персонал, ворвался Монсеньор, было еще далеко.

Большой, шумный, громко рыкающий густым басом, в шикарном костюме, с растрепанной седой шевелюрой – Монсеньор произвел на окружающих неизгладимое впечатление.

– Мой мальчик! Даже не знаю, кому на этот раз оторвать голову?! Но за это стоит надрать им всем задницы! Я буду рвать этих сук на мелкие клочки! – взревел он, сгребая его в охапку. Напугав своим ревом доктора – тот принял его угрозы на свой счет.

Оплатив больничные счета и не слушая ничьих объяснений, взвалив прикрытого лишь больничной распашонкой, сверкающего голыми ягодицами Марка себе на плечо, Монсеньор покинул это негостеприимное, как он выразился, место. Роскошный «Bentley» с вызывающе-квадратной решеткой радиатора, взревев мощью всех своих «лошадок», рванул в аэропорт, оставив на асфальте дымящийся, жженый след от покрышек.

В Сан-Франциско они летели частным рейсом. Избалованный техническим прогрессом, Монсеньор любил перемещаться в пространстве с комфортом. А он был рад вернуться домой и все забыть. Был рад увидеть взволнованное лицо отрока, радостно бросившегося к нему навстречу. Обнимая его, Байя вдруг захлюпал носом.

– Ну-ну, не утопи меня в слезах! – пошутил Марк, отрывая мальчишку от себя. – Все в порядке! Я дома! – добавил он и слегка поморщился.

Боль, напоминая о себе, уже потихоньку вгрызалась в тело. Действие обезболивающих заканчивалось. Не говоря ни слова, Монсеньор подхватил его на руки, отнес в ванную. Избавил от гипса, бинтов, и с кожи сразу же исчез неприятный зуд. Расслабившись, Марк лежал в горячей воде, доверив его чутким, врачующим пальцам исцеление своего настрадавшегося от боли тела. Почти засыпая на ходу, ощущал приятные прикосновения мочалки. Услышав шумный вздох, приоткрыл один глаз; на секунду показалось, что Монсеньор сейчас скажет «прости», таким у него сделалось лицо. Но вместо этого тот залез пятерней в свою шевелюру, растрепав ее больше обычного, что было у него признаком серьезных раздумий.

– Он перестал убивать… Я решил, ты с братом… Я решил, что вы наконец-то помирились! Объяснились! Все поняли!

Сверкнув из-под широких бровей, на него уставились тигриные глаза. Марк в ответ гневно вспыхнул. «Помирились? Объяснились? Да какого черта…»

Монсеньор не дал ему и рта открыть.

– Не хочу ничего знать о том, кто виноват! И что там произошло! – сурово отрезал он. – Одевайся, спустимся вниз, пообедаем! – он оставил Марка одного, в ванне.

После обеда, в образе монумента (что называется, шеф во всей красе), Монсеньор застыл у окна. Не поворачиваясь, очень холодно сказал, что дает им две недели отпуска, а после снова за работу. А то разная нечисть уже празднует Ночь всех святых!

– Ты достаточно прохлаждался в той противно пахнущей богадельне! – заметил он, помахав им с Имонном ручкой. На прощание…

Двое молодых людей громко, отвлекая его от воспоминаний, по-приятельски радостно поприветствовали друг друга, усаживаясь за соседний столик. Все выглядело так, словно, договорившись вместе перекусить, встретились коллеги по работе.

Марк забыл донести ложку с мороженым до рта. «Не может быть! Вот так… Вот так вот, нагло… Средь бела дня! Расхаживают себе преспокойно, как будто так и надо!» – вытаращившись на них, не верил он собственным глазам.

Дорогие костюмы, белые воротнички, плоские кейсы, туфли из кожи питона – прямо сплошной чиппендейл, черт возьми! Но запах, исходящий от молодых людей, тот самый, по-особенному, звериный запах мог принадлежать только одному существу на свете – Шибан! Марк невольно скрипнул зубами.

– Мороженое что, невкусное? – услышал он удивление в голосе Байи.

– А, нет… – он воткнул ложечку обратно в десерт. – Потрясно! Эти твари здесь, в моем Сан-Франциско и, похоже, чувствуют себя тут как дома?! Ты их видел? – хотел предупредить, чтобы Имонн не оглядывался, но любопытный подросток уже обернулся.

Заметив, что их разглядывают, молодые люди замолчали. Но, покосившись на обоих с демонстративным равнодушием, словно на пустое место, вновь вернулись к прерванному разговору.

– Марк, стой! Подожди! Да подожди же ты! Забудь о них! Пусть делают, что хотят! Их нет в нашем списке! Монсеньор… – пытался образумить его Имонн.

Читать дальше