Ли Майерс - BRONZA

– Как вы можете читать подобную чушь, милорд?! Смесь третьесортного дешевого чтива и заумной теософии.

– Нет, Ши… вы не понимаете, – лукаво покачал головой Оуэн, – это любовные письма. Не будем же судить автора слишком строго!

Рассмеявшись, он перевернул книгу. С обложки на него смотрел седой, красиво состарившийся мужчина в одеждах католического священнослужителя. В белых, с золотом. Узкая аристократическая ладонь старика лежала между ушей немецкой овчарки, сидевшей рядом с креслом хозяина.

Оуэн саркастично хмыкнул.

– Хочешь сказать, я настолько добродетелен, что своим мягкосердечием ввожу людей во искушение?

– Да, милорд, что-то в этом роде… – кивнул Ши. – Человеческий эгоизм порой доходит до абсурда, иначе… – он скептически покосился на снимок на обложке, – вам не пришлось бы утруждать себя чтением подобных эпистолярных экзерсисов.

Оуэн отложил книгу в сторону.

– Забавный, правда…

– Чересчур забавный.

– Да-да, вы правы, – согласился с ним Оуэн. – Сначала не хотел оставаться, после – уходить. Помните, как, отказываясь, он твердил, что все это мерзость, задыхающимся от наслаждения голосом?

Ши даже не улыбнулся в ответ.

– Зря вы не позволили нам убить его.

– Не мог же я оставить вечный город без Божьего пастыря! – лукаво заметил Оуэн, расстилая на коленях салфетку.

– С такой иступленной верой, как у него, ему вполне подошла бы и роль мученика, – в голосе Ши прозвучали нотки плотоядного сожаления. – Он посмел взять себе ваше имя!

Автора книги звали Казимир Генрих.

– Не будьте такими злопамятными, мальчики. Давайте лучше завтракать!

С этими словами Оуэн снял колпак с блюда. На блюде лежала свежевырванная, истекающая кровью, еще теплая печень.

Марка привели в чувство несколько довольно ощутимых, больше похожих на пощечины, шлепков ладонью.

– Убери свои грабли! – сразу рявкнул он, тряхнув головой. Даже не открывая глаз, и так знал, кто рядом с ним.

Оуэн в ответ рассмеялся.

– Ну, раз ты рычишь… значит, я могу не беспокоиться о твоем здоровье.

Марк открыл глаза. Он сидел на кожаном диване в просторной комнате или, вернее, кабинете. И если судить по роскошной обстановке, в кабинете деляги, не гнушающегося темными делишками. Это он определил сразу. Детективы тоже смотрел. Покрутил головой, прислушался. Снизу приглушенно доносился шум голосов, смех, ритмичная музыка и какие-то однообразные звуки, очень похожие на удары гонга. Хотел встать, но разведенные в стороны руки оказались прикованы наручниками к стене. Нахмурившись, сердито, со всей силой дернул руками. Потом еще раз и еще…

– Не фантики. Настоящие… – заверил его Оуэн, вставая с дивана. – Хватит звенеть цепями. Поранишься. Будет больно.

– И ты смеешь говорить мне такое? Такое! После того, как сам же надел их на меня! Отпусти меня, сейчас же! Слышишь! – потребовал Марк и снова дернул руками. Наручники больно, сдирая кожу, ерзнули по запястьям.

Оуэн и бровью не повел, открыл зеркальные дверцы бара, налил себе выпить, достал из красной с золотом пачки длинную сигариллу. Эксклюзивные, с марихуаной, «Diablo». Подарок Людвига. Барон не забывал дорогими (не в смысле денег) презентами напоминать о своей дружбе, как и полагается истинному рыцарю и джентльмену. Присев на краешек письменного стола, Оуэн закурил. Белый костюм, красиво оттеняющий смуглую кожу, смотрелся на нем ослепительно. В нагрудном кармане алый уголок платка, в тон шелковой рубашке. Алый цвет делал его глаза бирюзовыми и умопомрачительными. Продолжая курить, он пил коньяк маленькими глотками. «Действительно такой глупый или прикидывается…» – с сомнением думал он, наблюдая за братом.

Вид невозмутимого индийского принца вывел Марка из себя. А еще волосы, собранные на макушке пышным хвостом и заколотые длинными, на манер гейши, спицами. «Заколебал уже своей экзотикой…» – отчего-то рассвирепев, возмущенно зырканул он на Оуэна.

– Ты скотина! Ты это знаешь?! Да ты просто больной, свихнувшийся, грязный у-уб…

Звякнуло, разбившись, стекло. Пальцы Оуэна с грубой бесцеремонностью залезли Марку в рот, схватили за язык, глубоко впившись острыми ногтями.

– Может, мне все-таки стоит вырвать тебе эту часть тела, чтобы ты перестал оскорблять меня? – он смотрел на брата с холодным бешенством. – Или лучше оторвать эту часть тела?

– М-ме-е… – моргнув, испуганно промычал Марк. Его мужское достоинство, нежное и беззащитное, оказалось болезненно стиснутым.

– Уверен, «дамой» ты будешь вести себя приличней! – по-недоброму усмехнулся Оуэн.

Скривившись от боли, Марк снова замычал.

– Хм, впрочем… немой ты мне тоже нравишься, – Оуэн сделал задумчивое лицо. – Даже не знаю, что выбрать? Божественный Шива, такой заманчивый выбор! – и снизошел до милости. – Хорошо, что выберешь ты?

Спросил он вроде бы вполне серьезно. С мычанием, Марк скосил глаза вниз. «Тиски» разжались, отпуская его яйца.

– Отличный выбор, мой «пти гарсон»! – расхохотался Оуэн. Язык брата он тоже выпустил. Вернулся к бару, налил себе другую рюмку, захватив коньяк, пересел в кресло напротив. Пил, лениво покачивая носком черной лакированной штиблеты, и холодно смотрел на утратившего весь свой гонор мальчишку.

До Марка наконец-то дошло, что махараджа не в духе и очень сильно не в духе. Ощутив привкус собственной крови во рту, проглотил слюну, невольно всхлипнув от пережитого унижения. «Все равно, ублюдок! Ненавижу! Ненавижу тебя!»

– Я хочу уйти. Отпусти меня! – нарушил он молчание и, спохватившись, поспешно добавил: – Пожалуйста…

– И что… побежишь жаловаться на меня своей «мамочке»? – насмешливо поинтересовался Оуэн. – Увы, Монсеньора нет дома. Он охотится! – потянувшись за новой «diablo», пожал плечами. Уголком рта зажал сигариллу, но прежде чем щелкнуть зажигалкой, покосился на притихшего брата. «Определенно глупый, если думает, что я отпущу его… Когда он так разозлил меня…»

– Хорошо! Отпусти так! Я останусь! Я выслушаю тебя! Чего ты хочешь? – Марк с важным видом, как всегда советовал ему Монсеньор вступать в переговоры, надул губы.

Оуэн весело захмыкал. В глазах заплясали насмешливые искорки.

– Ну, конечно… Я тебя отпущу… А ты начнешь тут ладошками хлопать… Пугать меня своей Силой… Мне придется убить тебя… Вечер будет испорчен… И не мечтай!

Попытка не пытка! Марк со злостью посмотрел в проницательные, видящие его насквозь, такие ироничные глаза. В комнате повисло молчание. Один спокойно пил коньяк и курил, другой, отвернувшись, нервно прислушивался к доносившейся музыке и ударам гонга, уверенный теперь, что это гонг.