Ли Майерс - BRONZA

– Ты милая игрушка, Герхард… Хрупкая… Тебя будет легко сломать. Не заводи со мной больше разговоров на бесполезную тему… Особенно в постели…

В доме имелось электричество, поэтому его удивило, что большую залу освещают лишь два десятка позолоченных напольных канделябров. В хрустальной люстре тоже горели свечи. Из комнаты вели три двери. Одна, как он уже знал, вела в холл. Выбрав наугад, Герхард открыл ту, что была справа, и очутился в другой гостиной.

В отличие от мрачного интерьера большой залы, будто перенесенной сюда из позднего средневековья, эта комната, с окном-эркером, придававшим гостиной овальную форму, обставленная современной удобной мебелью, производила приятное впечатление. Правда, в ней тоже был камин, но без художественных излишеств, слава богу. На полу с ярким узором толстый ковер. Мягкие диваны, несколько кресел. Два бильярдных стола. Здесь тоже стояли подсвечники, но он щелкнул выключателем, и зажегся свет.

Подойдя к бару, Герхард угостил сам себя выпивкой, оценив отменный вкус вина. Открыл хумидор из испанского кедра, вынул сигару, вдыхая тонкий аромат элитного табака, провел сигарой у себя под носом и положил обратно: он не курил. Взял кий. Забил несколько шаров в лузу, но играть одному в бильярд было неинтересно. Перетасовав колоду карт на покерном столе, решил посмотреть, а что же находится за еще одной дверью.

Там оказалась большая библиотека. Стеллажи от пола до потолка были забиты книгами, в основном старинными. Возле камина большое кресло с подставкой для ног. На нем шерстяной плед и тяжелая книга в потертом кожаном переплете, с медной застежкой. Он представил, как вчера Генрих сидел здесь с книгой у огня, и захотелось узнать, что же читает его божество. Уселся в кресло. Листая плотные, шероховатые, пожелтевшие от времени страницы дневника, вчитывался в написанное от руки каким-то Якобом Брюсом. Почерк был красивым, каллиграфически четким, но множество старонемецких, уже не употребляемых оборотов, и латынь мешали понять, о чем идет речь.

А речь, кажется, шла о надеждах и чаяниях молодого алхимика. О его встрече с Сияющим Демоном. О щедром даре адского гостя. Ничего не попросив взамен, демон подарил Якобу философский камень и открыл секрет бессмертия. Но со временем несдержанные восторги юности сменились пониманием зрелого ума, усталостью и сожалением того, кто больше не мог умереть. Якоб прозрел. Все, что было дорого, стало прахом, он остался один на один с вечнотекущим временем. Щедрый дар демона оказался непосильным бременем для души человека. Он писал о том, что был глупцом, что бессмертие не для людей – для богов. Лишь им под силу нести такую ношу. Осознав это, он возжелал смерти и искал ее. Но напрасно. А еще искал того демона-насмешника, чтобы вернуть ему его «подарок». Это стало единственной страстью алхимика на многие века.

Герхард захлопнул книгу. Его не интересовали философские камни и рецепты вечной молодости, его интересовал только Генрих. Вспомнив тут про мальчишку, вышел в холл и стал быстро подниматься по лестнице на второй этаж, с тайным умыслом найти спальню Генриха, чтобы выяснить, действительно ли замухрышка спит в его постели. Шел, открывая одну дверь за другой, и шаги гулко отдавались в пустом коридоре. «Зачем в особняке столько спален?» – чувствуя себя ревнивой супругой Синей Бороды, в поисках ключа от тайн своего мужа, он открыл очередную дверь.

Эта комната отличалась от других. В ее убранстве чувствовался вкус хозяина. Настольные лампы горели мягким, рассеянным светом. Кровать была занята, и он сразу же догадался, кем. Осторожно ступая, Герхард приблизился к кровати, чтобы как следует рассмотреть мальчишку. Заметил веревками привязанные руки. «Может, буйный?» – подумал он, с брезгливой миной на лице делая быстрый шаг назад. Ну, зачем все это Генриху? Искренне недоумевая, нервно огляделся по сторонам и облегченно вздохнул. Вещей Генриха здесь не было. Его спальня оказалась дальше по коридору.

Радостно улыбнувшись, довольный, что тот не спит с этим (уже не зная, как еще обозвать мальчишку, «кирпичом на голову» свалившегося в его жизнь), Герхард зашел в комнату. В ванной перенюхал всю стоящую на полках парфюмерию. Провел по своим щекам помазком для бритья, представляя, как это делает Генрих. В спальне, откинув одеяло, упал на кровать, прижался лицом к подушке. От постели исходил слабый аромат. Запах его божества. Волнение тут же окрасило щеки Герхарда румянцем, он почувствовал, что возбуждается. Вскочил с кровати, походил из угла в угол. Открыл шкаф. Стоял, трогая рубашки Генриха, перебирая руками его вещи и, наверное, провел бы здесь еще долгое время, совсем забывшись, но открылась дверь. Возникший на пороге дворецкий сухо спросил у него:

– Вы заблудились, юноша?

И посмотрел так – одним строгим взглядом «отшлепав» его, будто нашкодившего щенка. Жестом приглашая на выход, добавил:

– Прошу за мной. Хозяин уже спрашивал о вас.

Сконфузившись, что его застали здесь, подобно воришке, Герхард захлопнул шкаф. Спускаясь по лестнице вслед за дворецким, злобным взглядом сверлил седой затылок и думал, что слуга слишком много позволяет себе. Пусть в этом и проявлялся истинный аристократизм Генриха – обращаться с прислугой, как с равным себе, он все равно считал, что тот излишне мягок со своим дворецким. Служи этот английский мерин у него в доме, Герхард живо бы стер выражение высокомерия с его худого лица. Да и вообще, ему нравилось «тыкать» слуг, чтобы те знали свое место.

– Да не сплю я… Не сплю! – откликнулся Марк на настойчивую тряску за плечо. Потер кулаками глаза, собираясь объявить выговор назойливому старикану, но увидел Оуэна и сразу нахмурился. «Явился, не запылился…» А он-то рассчитывал, что сегодня «добрейшего дядюшку» уже не увидит.

– Сердись, сколько хочешь, – пожал плечами Оуэн, – но пора ужинать. И я надеюсь, ты будешь вести себя прилично, потому что у нас к ужину гость.

Развязал веревки, протянул брату теплый стеганый халат. Бледные щеки Марка пошли неровным румянцем.

– Тебя не будут привязывать к стулу и кормить с ложки… если ты об этом, – весело заметил Оуэн, догадавшись, о чем тот подумал. – Но взамен рассчитываю, что, оценив мою доброту, ты не станешь за столом демонстрировать моему любовнику отвратительные черты своего характера…

Пряча в глубине глаз веселые искорки, замолчал, дожидаясь ответной реакции.

– Моему… кому? – не понял Марк, но тут до него дошло. – Ах, так вот кому! «Бесстыжая скотина, совсем обнаглел!» – у него покраснели даже кончики ушей. Не зная, куда деть глаза, буркнул: