Игорь Денисов - Судья

В двенадцать лет Инна почти забыла своего Принца-отца. Более того — любая мысль о нем вызывала в ней отвращение и ужас.

Под конец рассказа речь Анны Павловны стала совсем бессвязной. Она уронила голову на грудь.

Павел тихо встал. Взял портфель, и на цыпочках вышел.

Павел шагал, спотыкаясь о неровности асфальта. Все время приходилось обходить огромные лужи.

Небо потемнело. Серебристый диск луны сиял из прорехи в скоплении облаков, как из глубокого колодца.

Над разбитой дорогой низко стелился подсвеченный сиянием фонарей туман. Ноги вязли по щиколотку, словно идешь по толстому слою мокрой ваты.

Дом Иры старый, перекошенный, неприятного серого цвета. Одно окно тускло светится, как единственный глаз на лице старика. В крайнем правом окне разбито стекло. Камень.

Павел скривился.

Свернул на тропинку к воротам. Почувствовал спиной взгляд. В освещенном окне дома напротив мелькнуло лицо женщины. Когда он обернулся, любопытная соседка тут же юркнула за занавеску.

Павел просунул руку в щель между стеной дома и забором. Пальцы нащупали холодное железное кольцо. Он потянул на себя засов. Тот поддался с тяжким скрежетом.

Над крыльцом зажглась лампочка. Павел зажмурил глаза. Открыл и увидел Иру. Девушка показалась ему бесплотным призраком в застиранном халате.

— Привет.

— Привет, — Ира скрылась в коридоре. Павел взошел по скрипучим ступенькам. В доме пахло табаком и тухлой капустой.

Прошел в душную кухню. Колченогий стул под ним со скрипом пошатнулся. Портфель он сунул под стул.

На плите кипела в грязной кастрюльке мутная вода. Под потолком на веревках висели влажные тряпки.

— Как я выгляжу? — Ира протиснулась к плите.

Некогда сильные волосы с золотым отливом — теперь тусклые, стянутые на затылке в тугой пучок. Под глазами темные круги.

Взгляд Павла скользнул вниз. Руки огрубели, ногти черные от грязи.

Ей было шестнадцать лет.

— Прекрасно, — сказал он.

— Картошку будешь?

Павел покачал головой.

Ира села за стол. Начала очищать дымящуюся картофелину.

— Осторожно, — сказал Павел. — Руки не обожги.

За тонкой стенкой заплакал ребенок. Ира вздрогнула.

— О господи. Я сейчас.

— Ну что ты, что ты. — донеслось из-за стенки. — Чего мы расплакались? Ш-ш-ш…

Ира вернулась, потирая лоб. Встретила взгляд Павла. Устало улыбнулась.

— У него температура.

Села за стол. Взяла картофелину.

— Остыло, — пробормотала она.

— Все будет хорошо.

Ира взглянула на Павла. В ее глазах затаилась старая злоба, которая пугала Павла, хотя к нему не относилась.

— Ты не представляешь, каково было в роддоме. Гадюшник, одно слово! Они все время пялились на меня.

— Кто, Ира?

— Мамаши. Врачи. Медсестры. Все. Я вижу их везде — в магазине, в автобусе, в соседских окнах. Они повсюду.

— Понимаю.

— Нет, не понимаешь! Каково было слышать их тупое квохтанье: «На каком вы месяце? А кто папаша?» — передразнила Ира. — Но еще больше меня бесили те, кто все понял. Одна такая все смотрела на меня, будто я ноги лишилась. Приставала, совала фрукты. Ты знаешь — бабы вечно суются со своей заботой, когда их никто не просит. Я пряталась от нее в сортире.

— Скверно.

— Да, в общем, ничего. Только когда мужики к ним приходили, было худо. У меня-то никого.

— Я пришел один раз, — напомнил Павел.

— Да, — Ира с благодарностью взглянула на него. — Когда ты ушел, соседки по палате про тебя спрашивали.

Ира отвела взгляд. Рассмеялась.

— Я сдрейфила. Сказала, ты мой муж.

Они сидели, натянуто улыбаясь. Ира съела одну картофелину. Отодвинула блюдо.

— В зале дует, — сказала она.

— Окно разбито.

— Знаю. Камень бросили.

— Да? Как странно!

— Нужно вставить новое. Или заделать чем-нибудь.

Павел потер рукой лоб.

— Я не умею стекла вставлять.

— Я соседа попрошу. Он давно на меня облизывается.

— Неплохой повод.

— Не смейся.

— Извини.

— Ненавижу мужиков. Вы все такие идиоты.

Она наклонилась, пристально глядя на Павла.

— Я и его, — Ира покосилась в сторону детской. — Ненавижу иногда. Ничего не могу с собой сделать. Как на него погляжу — так отца вспомню. Глаза, нос, рот — все то же.

Она сгорбилась, глядя на стиснутые пальцы.

— А иногда думаю — хорошо, что сын. Он поймет, почему я на трассу ходила. Женщины ненавидят меня и считают кругом виноватой.

Павел вспомнил кое-что. Сунул руку в карман. Положил на стол пачку денег.

Ира округлила глаза.

— Что это?

— Здесь восемьдесят тысяч рублей, — Павел подвинул пачку на ее край стола. — На первое время хватит.

Он потер лоб.

— Послушай меня. Я хочу, чтоб ты начала жить по-человечески. Чтобы нашла нормальную работу. Слышишь?

Ира взяла деньги. Поднесла к глазам, будто боялась, что растворятся в воздухе.

Кинулась к Павлу.

— Спасибо! Ты спас меня!

Она начала покрывать лицо Павла поцелуями, пожалуй, чересчур жаркими.

— Ира… не надо.

Ира смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Почему?

— Не надо.

Она опустилась на колени.

— При первой встрече ты тоже отверг меня. Я была дура. Я думала, ты как все. А ты совсем не такой.

Она уткнулась лицом ему в колени и заплакала. Павел слегка отстранился, потирая висок.

Ира взглянула на него лихорадочно горящими глазами. Начала трепетно поглаживать ладонями ноги, начиная от коленей и поднимаясь выше и ближе.

— Мне хочется отблагодарить. Почему не позволяешь?

— Прекрати.

Она тяжело поднялась. Волосы беспорядочными прядями упали на лицо.

— Знаю, я тебе не нравлюсь. Потому что я такая.

— Ира…

— Ты чистый. Я тебе противна.

— Замолчи сейчас же!

— Хорошо, — Ира со страхом взглянула на него. Тронула лоб. Словно в лихорадке, оглядела кухню.

Павел со вздохом поднялся.

— Ну, мне пора.

Он достал из-под стула портфель.

— Я провожу.

В прихожей Ира окликнула Павла.

— Возьми, — она протянула ему пачку денег.

— Зачем? — нахмурился Павел.

— Я не могу их взять.

— Не ломай комедию.

Ресницы девушки дрогнули.

— Я не заслужила.

Павел обнял ее за плечи. Посмотрел в глаза.

— Ира, — прошептал он. — Подумай о ребенке.

Ира прикусила губу, глядя на него. Отвернулась.

— Уходи, пожалуйста, побыстрее уйди и никогда больше не приходи! Я боюсь тебя. Боюсь и ненавижу. Ты хуже всех. Нет никого ужаснее тебя.

— Это я знаю, — пробормотал Павел.

— Что?

Он отвернулся. Ступеньки скрипели под ногами. В голову через затылок проникала тупая боль. Павел чувствовал себя разбитым.

— Паша?

Он обернулся. Ира смотрела на него сверху, зябко кутаясь в халат. Глаза ее болезненно горели.

— Сегодня я проснулась, и впервые не заплакала, — исступленным голосом сказала она. — Я чувствую, скоро все изменится. Скоро придет Спаситель!