Рэйчел Кейн - Горькая кровь

— Мама, это был несчастный случай. Они истекли кровью; ты знаешь, что сказали доктора.

— Доктора, доктора, будто они не работают на монстров, как и все мы? Нет, Энрике. Это были vampiros. Это не был несчастный случай. Ты должен знать это! — в ее голосе звучала усталость и ярость в одно и то же время; когда бы это не случилось, это было свежо в ее памяти. — У меня остался один ребенок, которого они не забрали у меня. И они не сделают этого. Нет, пока воздух не покинул мое тело.

— Вы могли уехать из города, — сказал Шейн спокойно. — У вас был шанс.

— А наш дом? Наша жизнь? Нет. Мой муж похоронен здесь, и мои дети. Это наш дом. Монстры должны уехать первыми, — она подняла голову, и Клэр увидела, что, несмотря на морщины и седые волосы, она была целеустремленной и опасной. — Не играй в эти игры, Шейн; от политики здесь зависят наши жизни. Я не позволю превратить все это в шутку.

Шейн посмотрел на нее долгим взглядом. Ему было жаль ее; Клэр могла видеть это. Он знал каково это, когда вампы виновны в смерти людей, которых он любил. Но прежде всего Шейн был практичным.

— Вы не сможете победить, — сказал он. — Не делайте этого. У нас есть план. Доверьтесь нам.

— У вас двоих? — засмеялась Флора. — Твоей девушки, вампирского питомца — питомца Основателя. И тебя, слишком влюбленного, чтобы увидеть это, ты слишком молод. Она с ними, не с тобой, — она отклонила их обоих взмахом руки. — Довольно. Энрике. Vбmanos.

Он послал Шейну извиняющийся взгляд и поднял руки в жесте "что вы можете поделать?".

— Она моя мама, — сказал он. — Извини.

— Все нормально, — кивнул Шейн. — Но ты должен поговорить с ней об этом. Серьезно. Это опасно.

— Я знаю, мужик. Знаю.

Энрике поспешил догнать ее. Его мама была уже на полквартала вдали.

Клэр стояла рядом с Шейном, глядя на плакат, поддерживающий Капитана Откровенного, и Шейн наконец взял большой яркий плакат с Моникой и прикрепил его справа вверху.

— Пошли, — сказал он. — Я гарантирую, это еще не конец.

Клэр

Это был не конец, отнюдь нет, но по крайней мере их оставили в покое, чтобы можно было вывесить оставшуюся часть плакатов; это не значит, что люди не глазели на них или не говорили гадости, но никто активно не пытался причинить им вред. Клэр действительно задавалась вопросом, вдруг миссис Рэмос будет срывать плакаты, идя позади них — и она одобрила бы Оливера, делающего то же самое. Может быть, они встретятся где-то посередине. Было бы интересно на это посмотреть.

К тому времени, когда они прикрепили последний картонный плакат к столбу перед Средней школой Морганвилля ("Вперед гадюки!"), Клэр была полностью истощена. Это, подумала она, должно быть, худший выходной из всех… Они даже не остановились на ленч, хотя они немного перекусывали печеньем между остановками и у них было немного кока-колы. Морганвилль был не очень большим городом, но они спустились почти по каждой его улице, и, по ее мнению, этого было больше чем достаточно для одного дня. Она собиралась озвучить это, но не стала, потому что Шейн посмотрел на нее, такой же уставший, и сказал:

— Можем мы зайти в лабораторию и вернуться домой?

— Домой, — сказала она и взяла его под руку. Теперь только вес степлера тянул вниз рюкзак (нож "анти-вамп" и еще кое-какие примочки, которые она редко оставляла), но она по-прежнему чувствовала целые тонны. Шейн взял его и надел на одно плечо, и она позавидовала его мышцам — и восхищалась тоже. Они чувствовались настолько теплыми и крепкими под ее пальцами, и это сделало ее немного легкомысленной, не говоря уже об истощении. — Как думаешь, что Моника делает прямо сейчас?

— Запугивает кого-то, чтобы ей сделали паршивый веб-сайт и какие-нибудь кнопки?

Клэр застонала, потому что он практически был прав.

— Мы создали монстра.

— Ну, нет. Но мы позволили это.

По общему невысказанному согласию они избегали улицы с Точкой Сбора, что завело их на другую, менее проходимую улицу; она была одной из тех, которые наводили на плохие воспоминания, поняла Клэр, и жаль, что они не рискнули перед гневном Оливера снова.

Это была улица, где когда-то стоял дом Шейна. Теперь на том месте ничего не было, кроме пустоши, напрочь заросшей сорняками, растрескавшегося фундамента и разрушенных остатков того, что когда-то было камином. Даже почтовый ящик, который торчал тут прежде, отказался быть призраком и упал на случайные куски ржавого металла.

— Мы не… может нам следует… — она не могла придумать, как это сказать или должна ли она это сделать, но Шейн просто продолжал идти, не отрывая глаз от тротуара впереди.

— Все нормально, — сказал он. Она даже могла бы поверить ему, немного, за исключением того, что его плечи напряглись и он опустил голову, чтобы лохматые волосы прикрыли выражение его лица. — Это просто пустырь.

Это было не так. Тут было полным-полно горя, тоски и ужаса. Она почти могла чувствовать это, как уколы игл на коже, непреодолимое желание замедлиться, остановиться, посмотреть. Она задалась вопросом, чувствовал ли Шейн то же самое. Может быть да. Он шел уже не так быстро, когда они подошли к тихой пустой местности, которое задыхалось от мусора, разбросанных огнем почерневших кирпичей и переплетенных шаров перекати-поле.

Это было место, где когда-то стоял дом семьи Шейна, прежде чем сгорел, забрав его сестру с собой.

В то время, как они сделали первые шаги перед ним, Шейн остановился. Просто… остановился, вообще не двигался, голова все еще опущена, руки в карманах. Он медленно поднял взгляд прямо в испуганные глаза Клэр и сказал:

— Ты слышишь это?

Она в замешательстве покачала головой. Всё, что она слышала, было нормальным, постоянным фоновым шумом повседневной жизни — далекий шепот телевизоров из домов, радио в проезжающих машинах, стук перекати-поле, врезающихся на ветру в цепные ограждения.

А потом она услышала какой-то звук, похожий на очень мягкий, но чистый шепот. Она не могла сказать, что он значит, не могла разобрать слов, но он не звучал как далекий разговор, диалог или телевизор, или что-то в этом роде. Это звучало… специфично. И очень близко.

— Может быть… кошка? — предположила она. Это могла бы быть кошка. Но она ничего не видела, когда взглянула на руины детства Шейна. Единственное, что по-прежнему указывало, что здесь был дом, это фундамент — с трещинами в некоторых местах, но все же там, где он не был скрыт сорняками — и набросок того, что, должно быть, когда-то было кирпичным камином.

Шейн не смотрел в сторону всего этого. Он все смотрел на нее, и она увидела, как его глаза расширяются так же, как ее, когда она услышала, что он слышал.

Голос. Чистый девичий голос сказал очень, очень мягко, Шейн.