Тим Каррэн - Подземелье

Снова послышалось постукивание и поскабливание, только не с какого-то конкретного дерева, а с многих, словно нечто перепрыгивало со ствола на ствол. Звук снова смолк. Все замерли. Они ощущали что-то, но не знали, что именно. Фонарь дрожал у Бойда в руке, луч света плясал вокруг. Ему очень захотелось убежать, убежать со всех ног, пока не появился источник этих звуков. Потому что у него было нехорошее предчувствие, что скоро он так и сделает. Спрыгнет прямо на них, размахивая царапающими конечностями.

Потом они услышали какое-то пощелкивание.

Чик, чик, чик.

Звук жука-точильщика в стене заброшенного дома или цикады на стволе эвкалипта. Просто повторяющееся, хитиновое пощелкивание, как будто какое-то насекомое потирало передними лапками, или постукивало ими себя по панцирю. Что бы то ни было, это был нехороший звук, и никто не осмелился даже открыть рот. Боясь, что их услышат.

Похоже на азбуку Морзе, — подумал Бойд. Как будто нечто пыталось связаться с ними.

— Я валю отсюда, — сказал Маки.

Но даже не пошелохнулся. То, что произошло потом, буквально пригвоздило его к месту.

Всех пригвоздило к месту, лишив даже малейшей надежды, что источником звука является обычная летучая мышь или что-то в этом роде. Это началось как низкое посвистывание и перешло в пронзительный визг, отчего по спине у всех забегали мурашки. Это был бешеный крик горной кошки, полный боли, отчаяния и какой-то бездонной тоски. Он перерос в пронзительную какофонию, а потом медленно угас. Тут уже все были перепуганы не на шутку.

Ни одно нормальное существо на земле не способно было издать такой звук.

Бойд просто стоял, пытаясь втянуть воздух в легкие. Он никак не мог избавиться от мысли, что было в этом крике что-то женственное . Страдальческое, беспокойное, безумное и какое-то женственное. Словно некое огромное, жуткое насекомое имитировало человеческий голос. От этой мысли у него мороз пробежал по коже. Это был не человеческий голос и даже не звук, который способен воспроизвести человек, но был он не совсем звериный, и, несомненно, была в нем явная печаль.

Но этого оказалось достаточно.

Более чем.

— Давайте убираться отсюда, — сказал Юргенс. В его голосе сквозило отчаяние.

Они успели пройти футов десять, прежде чем все началось.

Земля под и над ними заурчала, как голодный живот, все вокруг зашевелилось, затряслось, задрожало. Сверху посыпались камни и пыль. Доисторические деревья стали раскачиваться взад-вперед. Все пришло в движение, включая людей, которые пытались удержаться на ногах. Лучи света метались во всех направлениях, пока владельцев фонарей швыряло из стороны в сторону.

— Обвал! — закричал Брид. — Обвал, вашу мать!

Бойд рухнул на землю, ожидая, что миллионы тонн породы вот-вот обрушатся на него и раздавят, как его отца в шахте Мэри Би. Он услышал вдали какой-то грохот и понял, что если обвал и происходит, то не в этой пещере. Камни падали, поднимая в воздух пыль, но настоящий грохот шел откуда-то издали. В следующий момент накатилась ударная волна, сбив всех с ног. В свете упавшей лампы он увидел, как одно из тех гигантских раскачивающихся деревьев нагнулось к нему. Он почувствовал удар, и ногу пронзила вспышка боли.

Последней его мыслью было, что он, наверное, станет единственным во всем мире парнем, кого раздавило деревом из пермского периода.

А потом наступила тьма.

На Восьмом уровне творился натуральный цирк, хотя Руссо, заведующий шахтой, другого и не ожидал. Он ходил, «щелкал хлыстом» и раздавал пинки направо и налево, потому что главным фактором здесь было время. Его люди были заперты внизу. Может уже мертвы, а может еще живы, и он рассчитывал на последнее. Все на это рассчитывали. Хобартские боссы очень нервничали из-за этого инцидента и готовы были взять Руссо за задницу. Он уже нутром чувствовал их присутствие.

Поэтому старался изо всех сил.

Стоя в своем дождевике, сапогах и шахтерской каске, он наблюдал, как копальщики расчищают завал. Они взялись за дело рьяно, но не настолько, как хотелось бы Руссо. — Живее! Живее, гребаные уроды! Расчищайте штрек! Нам придется взрывать, чтобы втащить туда бурильную установку! Шевелитесь! Шевелитесь! Боже, да вы капаете, как я трахаюсь!

Это был кипучий муравейник. Завал расчищали и взрывали, щебень вывозили вагонетками. Хоть Боссы и наседали, он никогда не пускал их вниз, не собирался пускать и сейчас.

Они хотели действия.

Хотели результатов.

Кое-кто наверху хотел знать, что за чертовщина происходит и что делается для спасения горняков. Они жестко ездили на людях из Хобарта и если слетали из седла, в него запрыгивали люди из Управления охраны труда. А наверху уже СМИ были тут как тут, брали интервью у членов семей, и ходили слухи, что уже они откопали уже несколько «горняков со стажем», которые с удовольствием готовы рассказать об нечеловеческих условиях труда в Хобарте. Руссо знал, что это за ребята… люди вроде Лема Ригби и Чарли Декока. Те, кого он уволил за лень, невнимательность и полную некомпетентность. Это был их шанс погреться в лучах славы и ткнуть в кого-нибудь пальцем, и они им непременно воспользовались.

Это была месть.

Месть шахте Хобарт. Месть самому Руссо.

И Руссо, как и каждый горняк, работавший в этих штреках и каналах, знал, что слово этих ребят ни стоит и глотка мочи в жаркий день, но СМИ этого не знали. Журналисты и телепаразиты не видели разницы между забоем и норкой суслика, как не видели разницы между настоящим трудягой и парнем вроде Лема Ригби, которого Руссо вышиб с работы за появление в пьяном виде.

Нет, они не знали, что за игру ведет Ригби.

Они лишь знали, что в лице его и недоумка Чарли Декока они нашли свидетелей работы самой шахты, что подсластит сделку и заставит Хобарт выглядеть чертовски виноватым. А боссы уже чуяли запах судебных исков, и их не волновало, что он дурно пахнет.

Руссо знал, что кто-то за это поплатится.

И этим «кто-то», возможно, будет он.

Поэтому он кричал. Орал. Угрожал, запугивал, и ругался, на чем свет стоит.

Но думал он все это время не о своей работе, не о судебных исках, и не о тех трусливых журналюгах наверху.

Он думал о Юргенсе и горняках.

Сидящих в темноте, глубоко под землей.

Однажды Руссо застрял под землей на тридцать шесть часов, поэтому он знал. Чертовски хорошо знал, что чего стоит.

Пневматические буры долбили, щебень вывозился, гидравлические линии вибрировали, паровые шланги шипели, люди сновали.

— Не волнуйтесь, парни, — тихо сказал он. — Я вытащу вас. Джонни Руссо работает, и он вытащит ваши красивые белые задницы из этой ямы. Вот увидите. А если вас уже нет в живых, ей-богу, я лично вынесу вас на руках.