Виктор Песиголовец - Лицо порока

— Светка работает? — я взял с тарелки дольку лимона.

— У нее два магазина и кафе в центре города! — не без гордости похвалился Володя.

— Хм, неплохое приданное у невесты! — засмеялся я.

— Неплохое! — с энтузиазмом согласился он. — Мне можно позавидовать.

Я хлопнул его на прощанье по плечу и пошел к выходу.

— Погоди, Иван! — окликнул меня бармен, когда я уже взялся за ручку двери.

Я вернулся к стойке.

— Слушай, — он наклонился ко мне. — Помнишь, ты просил узнать насчет той ясноглазой телочки?

— Помню, конечно.

— Так я разузнал, где она работает.

— Молодец! — похвалил я Володю и с лукавой улыбкой прибавил: — А то кто бы мне еще поведал, что ее зовут Диана и что она работает заместителем главного врача медсанчасти завода «Металлист»?

Бармен оторопело округлил глаза.

— Как ты узнал?

— Могу тебе даже рассказать по дружбе, какие у нее на вкус губы, — вместо ответа предложил я.

— Ну, ты — спец! — от души рассмеялся он. — И все-таки, Ваня, как же ты умудрился добраться до нее?

— Повезло! — отмахнулся я.

— Ну, ладно! Пока! — Володя отсалютовал мне рукой. — Заходи!

— Непременно! — кивнул я и с бодростью практически здорового человека заспешил к выходу.

Поработав в обеденный перерыв, я сдал в набор все материалы третьей полосы. И вместе с Валентиной, поехал в больницу к Маше.

Ее болезненный и усталый вид вселял в мое сердце тревогу. Даже в веселом, беззаботном щебетании девушки слышался надрыв — собрав все силы, она старалась не показывать, что чувствует себя плохо. Господи, что же происходит с ней? Перенесенные ранение и операция — дело, понятно, нешуточное, но молодой организм Маши, по идее, должен был справиться с ним быстро и легко.

— Мне кажется, тебе необходимо выходить на свежий воздух, — окинув критическим взглядом похудевшую фигурку секретаря шефа, обеспокоено заметила Валентина.

Но та лишь бесшабашно рассмеялась:

— Все, кто находится в этих стенах, выглядят плохо. Не обращай внимания! Вот выпишут, и я сразу стану прежней.

— Может, ты и права, — согласилась Валентина, но огонек беспокойства за подругу в ее глазах не погас.

Мы посидели в палате, рассказали Маше редакционные новости, почти насильно накормили бананами и яблоками и, пообещав навещать почаще, ушли.

На улице Валентина, тяжело вздохнув, обронила:

— Бедная Машка! Ранение ее крепко подкосило.

Я промолчал, хотя, конечно, был полностью согласен с этим замечанием.

Под конец рабочего дня мне на работу позвонила Аня.

— Я уже дома! — проинформировала она. И сразу приступила к допросу: — Вчера ты пришел среди ночи, утром спал, как убитый, так хоть сейчас объясни ради Бога, что за продукты нам вчера привезли? Это что, все наше?

— А чье же еще? Естественно, наше! — бесстрастно ответил я, прислушиваясь к голосу жены — раздражена или нет? Но он вроде бы звучал дружелюбно и не предвещал ничего опасного.

— Но тут же уйма, продуктов! — продолжала она. В тоне чувствовалось восхищение. — Разные консервы, мясные и рыбные деликатесы, крупы, фрукты, овощи, соки, конфеты, шампанское, водка, вино, коньяк… Откуда, Ваня?

— Заработал! А ты что думала? Если прихожу поздно или, бывает, вообще не прихожу ночевать, то я, по-твоему, с девочками прохлаждаюсь? Нет, дорогая! Я пашу! Пашу, как папа Карло! — отчеканил я назидательно, не преминув воспользоваться случаем и оправдать свои частые загулы.

Жена заискивающе воскликнула:

— Ванечка, я знаю, ты ради нас готов на все! Ты настоящий отец, настоящий глава семьи!

Это уже был перебор, но я не стал говорить об этом жене. Лишь буркнул:

— Наконец-то ты поняла это!

— Спасибо тебе, милый! — ласково проворковала она. — И прости, что иногда пилю. Характер дурной, нервы… А на что мы истратим деньги, которые ты вчера передал? На них ведь можно прилично одеть и обуть всю семью!

— Ну, так одень и обуй! — разрешил я, понимая, куда клонит Аня. — Купи себе и детям все, что нужно!

— Правда? Ты не шутишь? — допытывалась она.

— Отстань ради Бога с глупыми вопросами! — прикрикнул я и милостиво бросил: — Трать деньги на то, на что считаешь нужным.

Жена помолчала, потом тихо спросила:

— Устал, наверное?

— Немного.

— Когда сегодня появишься дома?

Я прикинул, во сколько смогу вырваться из редакции и сколько времени проведу у Ларисы, и затем неуверенно сообщил:

— Пожалуй, буду к десяти. Может, чуть позже…

— Много работы? — спросила Аня с сочувствием.

— По горло!

— Тогда удачи, Ваня! Ждем тебя с нетерпением!

— До вечера, крошка!

Я положил трубку и задумчиво почесал затылок: интересно, какую же сумму отвалил вчера Всеволод? Похоже, солидную. Ладно, отработаю. Сразу после Нового года засяду за книгу. Напишу ему какую-нибудь житейскую повесть. Например, о моем покойном приятеле — директоре гранитного карьера, который рассорившись с женой и любовницей, взял да и покончил с собой, спрыгнув в тот самый карьер. Если постараюсь и не стану отвлекаться, а постараться нужно, потому как деваться некуда, состряпаю книгу за считанные месяцы.

Через час я вышел из редакции и поехал к Ларисе. Насчет наших с ней отношений необходимо было все прояснить до конца.

С тяжким сердцем, с тревожными мыслями, с нехорошими предчувствиями спешил я от остановки к дому Ларисы вдоль рядов поникших, пригорюнившихся юнцов-тополей. Потом стоял у ее двери и долго не решался позвонить — боялся. Боялся услышать из уст женщины, которую люблю, то, что я уже четко знал.

…Поджав под себя ноги, она сидела на диване в гостиной. В том самом цветастом халатике, но уже застегнутом на все пуговицы. Не знаю, какое было под ним белье. Я курил, стоя у открытой форточки.

— Будем ужинать? — спросила Лариса, поглядывая на меня виновато, как нашкодившая ученица на учителя.

Я упрямо старался не замечать ее взглядов и вообще не смотреть в ее сторону.

— Что-то не хочется, — тихо обронил я. — Разве что кофейку да рюмку водки…

Она ушла на кухню. Зазвенели чашки. Я оставался в гостиной. Прикурил новую сигарету и уставился в вечернюю мглу, чуть смягченную слабым светом дальнего фонаря.

— Вот! — Лариса поставила на подоконник чашку с дымящимся кофе и стакан с водкой. И снова уселась на диван.

Какое-то время я молча попивал кофе. Обстановка была невыносимой, напряженной до предела. Мы оба это прекрасно чувствовали.

— Ты чем-то расстроен, Ванечка? — Лариса первой не выдержала гнетущей тишины. — Случилось что-то?

— У меня нет, — бросил я через плечо, чуть повернувшись. — А вот у тебя, кажется, что-то действительно случилось…

— Нет! Откуда ты взял? — она попыталась непринужденно засмеяться. Но не получилось. Из ее горла вырвался лишь короткий нелепый смешок.