Сергей Жилин - Душегуб

— Ты ретранслируешь ночь убийства Энгриля, я знаю. Ещё я знаю, что ты мог что-то заметить, во что полицию посвящать не стал бы ни за что.

— А если ты ошибаешься?

Звякнула крышка зажигалки, и подвал погрузился во тьму. Винчи погасил свет, чтобы неожиданно произнести прямо на ухо:

— Тогда тебя могут избить ещё и не раз, — ни одной эмоции не просквозило в его речи. — А там и что похуже, объяснял уже. Так что скажешь?

Ну, не помочь солидарному мутанту было бы самым большим невежеством за этот день. К тому же намерения у Винчи самые благие. Развернув голову в предполагаемое направление телепорта, я решил подбросить идейку:

— Во время последней ретрансляции видел, как Энгриль нервничает, готовит оружие. Но его убили до того, как его пушка заговорила.

— Он был одним из лучших полицейских, одним из лучших стрелков, — пораскинул молодыми мозгами Винчи.

— Знал, что это случится, знал, с кем столкнётся, и проиграл. Душегуб оказался для него слишком быстр и ловок. Мало кто на это способен…

— Ясно, — только и ответил лысый мутант, чтобы тут же убраться.

Это я понял по исчезновению его гнилостного запаха.

Мало кто на это способен, я вот, например, стреляю так паршиво, что на победу в дуэли с Энгрилем не рассчитывал бы. Пальцев одной руки вполне хватит, чтобы пересчитать всех кандидатов. И Винчи среди них.

Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл в помещение. Мирно бездельничающий Освальд хотел было что-то мне сказать, но то ли не подобрал слов, то ли просто передумал. Что-то ему удалось уловить в моём поведении и внешнем виде, раз он поднялся и двинулся к шкафчикам.

— Добрый вечер, Марк. Как поживаешь?

— Неважно, знаешь ли. Ты как?

— Сегодня был занят исследованием Гарри, — фельдшер скрылся за дверцей и загромыхал стеклом. — Ничего нового. Я ничего стоящего не нашёл.

Я занял почётное место на стуле по соседству с большим ящиком с лекарствами. Локоть положил на стол справа.

— Неужели опять? — возмущённо бросил я, желая при этом разнести столешницу кулаком.

— Мне больше импонирует слово «снова», - отозвался Освальд. — Оно не такое простецкое.

— Это хрень полная! Сколько тебе ещё детей нужно, чтобы ты раскопал всё необходимое? Нет, у меня-то времени больше, чем у муравья братьев, а у тебя?

— Не злись.

Вскоре доктору удалось найти потайной пузырь с хорошим вином. Как-то он попал к нам в руки больше семи лет назад, с тех пор и лакаем напиток не спеша. Многие бы позавидовали, как мы растягиваем удовольствие.

Со звоном приземлились два стакана, и Освальд смочил их дна красной жидкостью. Взмахнув гранёнными кубками, мы вылили в себя жалкие капли великолепнейшего вина. Всё осталось на языке, не докатившись до горла.

Товарищ задумчиво всмотрелся в бутылку, раздумывая, стоит ли повторить.

— Так что с тобой приключилось? — проронил он, отвернувшись от сосуда.

— Взял сегодня Харона. А потом выпустил: всем вокруг очевидно, что он — Душегуб, но все при этом говорят, что улик нет. И эта скотина была за решёткой!

— Расслабься. Если всё так очевидно, то ему от тебя не деться.

— Хотелось бы верить…

Добавил жалостливых нот я не зря — расчёт оказался верным, и дружище сподобился подлить мне ещё вина. За здоровье Освальда!

— Столичные так и не вернулись, — пробормотал Тим, задумчиво пялящийся мне в затылок уже третий час кряду.

Я лишь дёрнула ухом, но тут уже вернулась к окну, поняв, о ком речь. На улице темно и ветрено, шумит довольно громко, яростно и весело. Ветру некогда грустить, ветер вообще какой-то безэмоциональный.

Именно это мне не нравится в окружающих, когда у самой внутри всё воротит. Шесть царапин не идут из головы. Тиму не понять. Уж его-то родных маньяки не убивали, он не находил затем этого ублюдка, не спускал на него псов!

— Марка тоже нет.

— Никуда он не денется, — невежливо швырнула я обратно.

— Честно говоря, не за него беспокоюсь, — шериф поработал руками, чтобы подкатиться поближе, — Уолтер доложил, что всё путём, я позволяю себе сомневаться. Эти двое обожают друг друга выгораживать.

Не обращая внимания на моё безразличие, Тим от души посмеялся старческим трескучим смехом.

Потом продолжил совершенно спокойным голосом:

— В одном, Кейт, ты неправа.

— Не думай, я спрашивать не буду, — выдала я после затянувшейся паузы.

— А в том, что Чедвер Гомаргольц — Душегуб. Согласен, таких ублюдков ещё поискать, мне он не нравится, жителям он не нравится, а расправиться с детьми вполне мог. Люди будут только рады, если его повесить…

— Ну, так ведь есть доказательства!

— Все ваши доказательства не стоят блох на спине псины на улице. Запомни, я не позволю линчевать людей по первым же подозрениям. Вина должна быть очевидной.

Всё никак не могу заставить себя повернуться в его сторону.

— Принципы…

— Да, Кейт, принципы. Я за всю жизнь не отправил на плаху ни одного невиновного, у меня в тюрьме все сидели по делу, и коль уж мне осталось немного, я хочу остаться без пятен.

Похвально, Тим, я просто в шоке от твоей ангельской чистоты, которую ты сам себе придумал.

На душе пусто, все мысли сгрызла саранча, мечутся какие-то эмоции, но я не в состоянии понять их. В таких случаях можно просто закрыть глаза и заснуть. А я не хочу спать, хочу встать! Когда ты не можешь чего-то элементарного, желание кусает изнутри за рёбра!

— Ты бы расслабился, — прошуршали его поганые слова.

— Всё, что ты умеешь! Расслабляешься, плюёшь на всё, махаешь рукой! Я устал за тебя всё делать!

— Да что ты сделал для меня? Сколько тебя знаю, ты всё поёшь свой высокопарный гимн о вещах, к которым не имеешь отношения! Единственное доказательство твоего величия — это твои же собственные слова, которые, тут и не смей спорить, не являются вескими…

— Слишком красноречиво несёшь чушь, — осадил я крикливого выскочку.

Но и не подумал униматься:

— Последняя твоя фраза лишена смысла и сказана лишь для того, чтобы последнее слово осталось за тобой. Это для тебя важно, Саймон?

— Мне больше не нравится это имя.

— Хорошо… Что теперь? Хьюго? Сэш? Доутворт? Какое ещё имя ты себе выдумаешь? Пока я привыкал к Саймону, ты успел выдумать шесть штук! Я все шесть проигнорировал и очень даже кстати, так как ты вновь решил вернуться к Саймону!

Мы могли бы долго спорить, избегая попыток разорвать друг другу глотки. Затем он исчез… или я исчез…

Идти пришлось долго, особенно по темноте, сковавшей нас со всех сторон. Здоровяк, представившийся Джоном, предлагал осветить округу, но Юрико запретила.