Сергей Жилин - Душегуб

Да, я же забыл их представить:

— Кстати, он не любит имён, — сцепил я пальцы в замок, подтягивая затем колени к подбородку. — Точнее, они ему быстро надоедают, становятся ненавистными, и он их меняет. Постоянно. Правда, на два-три года он подыскивает позывной по нраву и часто к нему возвращается. На ближайшие годы его зовут Саймон.

— Саймон, — оценила выбор моего альтер-эго Кейт. — Впервые вижу, чтобы в человеке сочетались два отклонения…

— Одно из них меня не затрагивает.

— Неважно. И как вы общаетесь?

— На повышенных. Часто бывает, что когда один бодрствует, другой спит. Это объясняет мою внезапную амнезию. Крайне редко нам удаётся обсудить погоду.

Кейт оставила меня в покое не сразу: пришлось поотвечать на странные вопросы, прежде чем ей приспичило закончить беседу. Я рад.

Напоследок она пообещала, что всё останется исключительно между нами. Как будто это теперь имеет значение. Я убираюсь из Гавары, а уж что после меня останется…

Я вломился в больницу, почти не заметил несчастных родителей в коридоре. Затем к Освальду. Фельдшер в этот раз на себя не похож: немного встревожен, немного взвинчен. Глаза косятся на единственный предмет, имеющий для него значение, — это мёртвая Кетрин.

Я дожидаюсь, когда Освальд выйдет из оцепенения:

— Как успехи? — стараюсь произнести я как можно тише.

— Неплохо, — криво улыбнулся доктор, — не готов давать гарантии, но раны на шее девочки вполне могли быть оставлены когтями.

Он указал на небольшие отверстия на коже, маленькие и почти теряющиеся в грязевом узоре. Я делаю всего один верный вывод:

— Всё-таки Алиес?

— Сложно сказать, — покачал головой Освальд, затем полез в ящик стола. — Отчёт для Тима я написал, отметил найденные повреждения и всего по мелочи, чего ты слушать не любишь.

Бумажка, сложенная пополам напросилась в руки. Уже пряча её во внутренний карман, я очень серьёзно, до треска в висках заглянул в глаза товарища, прожигая стекло очков. Не могу удержаться, чтобы не спросить:

— Всё?

— Всё, Марк, всё…

Что ж, дружище, не могу ни пожать твою руку.

Лошади мчались по ковру грязи многие километры, мы редко давали им передохнуть, редко останавливались на привал. Большое расстояние преодолели достаточно быстро, ветер чуть не оглушил за это время. Повод остановиться вывалился из кустов в самом прямом смысле.

Пять всадников давно поджидают нас здесь. Немытые выродки прибыли по поручению Леквера, оставившего ребят один на один с дилеммой: идти ли против полицейского или спасовать перед стражем порядка…

Идеи относительно нас с Юрико у них самые простые.

Максимилиан, одухотворённый своей верой и значком на груди, повёл нас бесстрашно прямо на ряды вражеской кавалерии. По мере приближения, жёсткие дуболомы потянулись к оружию, и я стал рисовать всё более нехорошие сюжеты дальнейших событий.

Травма от собачьих зубов решила доказать правдоподобность ощущений тонкими уколами боли. Хорошо хоть, что окоченелая конечность напомнила о себе.

Юрико готова сорвать уздечку и удушить ею всю пятёрку.

Наш сопровождающий понял, что лесорубы не дрогнут, и остановил лошадь.

— Вы с недобрыми намереньями, — не стал расшаркиваться Максимилиан, — вам нужны эти люди, но они находятся под моей защитой и защитой властей Гавары. Вы их не тронете.

— Можем договориться, — прозвучало после непродолжительной паузы.

— Ни слова! — потвердел голос стража порядка. — Ни слова ни о каких договорах! Вы даёте нам дорогу, иначе все пятеро будете иметь серьёзные проблемы!

— Эти двое останутся здесь, — перескочил с угрозы на невнятное бормотание и обратно голос одного из громил. — Делай выводы, сержант Тэто.

Со спины плохо заметно, как меняется лицо полицейского. Надеюсь, Максимилиан не вздумал трусить и пасовать перед лицом реальной опасности. Ему есть, что терять, хочется верить, что между жизнью и честью этот человек рискнёт жизнью.

Думаю, так и случится.

Юрико приготовила пистолет к бою.

— Я пока делаю всего один вывод: вы угрожаете служителю закона! — в руках Максимилиана появился револьвер, чьё дуло моментально выбрало центрового. — Немедленно освободите дорогу! За попытку пресле…

— Никуда не годится, офицер! — ощетинился ряд неприятелей стволами.

Мы с Юрико подкрепили револьвер полицейского своим оружием.

— Что ты знаешь о них? Нам прекрасно известно, что это воры и шпионы! Они задумали разрушить дело Иоанна Леквера! Ты всё ещё думаешь оставаться на их стороне?

— Не вижу доказательств, — спокойно отразил выпад круглолицего Максимилиан, — Леквер Тиму не сообщал, улик не представлял… Посему ваши слова — клевета.

— Офицер, слишком далеко до Гавары! Никто и не узнает, кто вас убил…

— В участке знают, где я, а пятеро всадников незамеченными не останутся. Выбирать предстоит вам между тюрьмой и виселицей!

Логика Максимилиана неоспорима, но только не для тех, кто с этим понятием не знаком. Пятёрка зашаталась, лошади нервно потоптались в грязи. К несчастью, ни один ствол не опустился.

Я успел сменить мишень три раза: сложно понять, кто здесь самый опасный противник.

— Не замечаете, офицер, что мы попусту тратим время?

— Замечаю. Но никто из вас так и не рискнёт выстрелить первым, поэтому лучше поступите по уму: оружие на землю!

— Макси, — ехидно пропищала некая мразь, — мы теперь уже не можем отпустить тебя…

Он продолжил болтать, но мы все трое его уже не слушаем: куда интереснее фигура ещё одного всадника, осторожно приближающегося сзади к лесорубам. Он вынырнул из-за поворота несколько секунд назад, принялся оценивать ситуацию. Понимая, что всё плохо, он полез за оружием.

Полицейский быстро узнал своего коллегу:

— Сэм! Скачи в Гавару, перескажи всё Тиму!

Молодой парень опешил, на него обернулись пять немытых морд, что прыти изрядно добавило. Он развернул лошадь и бросился прочь, непрестанно оглядываясь. Центровой тут же огласил дорогу грохотом мимо пущенной дроби и хриплым ором:

— Догнать!

Не сообразив, кому именно следует пускаться в погоню, лошадей развернули сразу все, за что Максимилиан их моментально покарал. Рванув на таран, он на ходу выстрелил и выбил из седла усатого. Долетев до неприятелей, он ловко вмазал локтем в лицо центрового.

Поняв замысел стража порядка обойтись без убийств, я прострелил давно примеченному всаднику ногу, а пока тот вопил, согнувшись, от боли, подскочил и столкнул пинком на землю.

За спиной просвистело облако картечи — косой стрелок разнёс лошади только что отработанного противника голову, я пригнулся и рванул по дуге. У меня на глазах Юрико подняла свою кобылу на дыбы, и та приняла на себя пули, пущенные в японку.