Евгений Константинов - Предел безнаказанности

Мы с Василием обалдели. Сначала подумали, что это нарушители границы, а мы-то без оружия и спрятаться на берегу негде! Присмотрелись – фуражки зеленые, за веслами – сержант с нашей заставы, на корме – офицер из отряда. Оказалось, что выходной-то мне не просто так дали, а чтобы я именно с этим офицером отправился как раз на «Старуху» сети рыболовные ставить! Но во время боевого расчета начальник заставы сказать мне об этом не посчитал нужным. А когда до дела дошло, кинулись искать сержанта Козырева, а его нет нигде. Начальник на мои поиски всю заставу по тревоге «В ружье!» поднял, а с офицером на рыбалку другого сержанта отправил. В общем, досталось мне тогда – по самое не балуй, чуть вообще не разжаловали, и выходного дня мне за все время оставшийся службы так больше и не дали…

– А как же уха? – спросила Марина.

– Уху мы с Василием так и не попробовали. Вылить пришлось… Мне с ухой, что-то не везет… – Володя нахмурился. Та уха оказалась не съеденной, а уха в Богачево – не сваренной. Вместо нее сваренными оказались…

– Ты в армии стрелял часто? – прервала мрачные мысли Марина.

Володя отвернулся от окна и увидел в руках девушки ружье.

– Это то самое? Незарегистрированное? – спросил он.

– Шестнадцатый калибр, – Марина протянула ему одностволку. – Осторожно, заряжено. Дядя Гриня всегда ружье заряженным держал, за комодом, чтобы в любой момент можно было достать, ну и, допустим, от грабителей обороняться…

– Из чего только я не стрелял, – Володя сдвинул в сторону запирающий рычаг и переломил ружье. – Из пистолетов, автоматов, пулеметов, из снайперской винтовки и из мелкашки, даже из гранатомета, а вот из охотничьего ружья ни разу не доводилось, – у него наконец-то получилось извлечь патрон из патронника.

– Как думаешь, порох не отсырел?

– Не знаю, – пожала плечами Марина, беря и осматривая патрон. – Дядя Гриня всегда патроны сам заряжал, говорил, что так надежнее, что с его патронами осечек не бывает.

– Ты сама-то стрелять умеешь?

– Конечно. Я и с дядькой на охоту ходила, и со Славиком. Он меня всему и научил, – Марина вставила патрон обратно, закрыла ружье и картинно прицелилась сначала в дверной проем, потом развернулась и навела ружье на окно. – Появись сейчас утка на середине озера или даже под тем берегом, и я отсюда не промахнулась бы. Главное – не забыть ружье с предохранителя снять.

– Ну да, – Володя улыбнулся. – Лучше, спрячь-ка его от греха до поры до времени…

– Скажи мне, Белолобый, – убрав ружье обратно за комод, Марина подошла к нему почти вплотную, – ты очень жалеешь, что из-за своей армии два года жизни потерял?

– Вообще не жалею! – выпалил он, но, заметив, как в глазах девушки сразу что-то изменилось, поспешил пояснить:

– На самом деле, конечно, жалею. Но больше всего о том, что целых два года с тобой не общался. Тогда, перед армией у нас с тобой все по глупости не сложилось. Я должен был тебе объяснить, но как-то…

– Да ладно, не оправдывайся. О чем же ты не жалеешь?

– Не жалею? Не жалею о том, что по-другому стал смотреть на многие вещи, что дурь из башки выветрилась, что закалился там физически…

Представляешь, мне однажды пришлось пойти в наряд, который называется «Часовой заставы». Ночью, почти в пятидесятиградусный мороз! Вообще-то сержанту в такие наряды ходить не положено, но был январь, и все дембеля домой ушли, а молодежь еще курс молодого бойца в отряде проходила, и нас на заставе осталось раз, два и обчелся. Так вот, чтобы, не дай бог, часовой не замерз, в наряд ставили сразу двух бойцов – друг за другом присматривать.

Но хоть одному, хоть двоим – ходить вокруг заставы четыре часа все равно холодно, пусть мы и нарядились помимо валенок и шапок, не только в ватные штаны, бушлаты и рукавицы, так еще и огромные овчинные тулупы. Мы придумали, как не замерзнуть – нашли резиновый мяч, сделали импровизированные ворота и стали играть в футбол. Представляешь: морозище, в небе северное сияние переливается, и во дворе заставы два дурака в валенках и тулупах, с автоматами на плечах гоняют полусдувшийся резиновый мяч! Десять минут – и мы, вконец запарившееся, падаем на спину в сугроб, чтобы хоть немного отдышаться; еще несколько минут, и мы, уже начавшие давать дуба, вскакиваем и снова начинаем гонять мяч – толкаясь, ставя друг другу подножки, падая, поднимаясь, выбиваясь из сил, снова падая… Какой же это был кайф!!!

– А как же охрана границы? – спросила Марина.

– Граница? На замке граница. Честно тебе скажу, когда срабатывала система, и заставу поднимали по тревоге «В ружье!», я первый бежал на рубеж прикрытия, чтобы успеть перекрыть дорогу потенциальному нарушителю границы. Только вся наша беготня была напрасной, потому что ни один нарушитель так и не пошел. Наверное, боялся, чувствовал, что сержант Козырев службу тащит, – Володя усмехнулся.

– Но бывало и такое. Идешь, как идиот, на лыжах по целине, при каждом шаге проваливаешься в снег выше колена, из последних сил выбиваешься и не понимаешь, кому и зачем все это нужно. А потом просто снимаешь эти чертовы лыжи, падаешь на них спиной и отрубаешься, и спишь, пока не задубеешь! И потом дальше идешь, не столько границу охраняя, сколько для того, чтобы согреться.

– Кошмар!

– Да нет, Мариночка, не кошмар. После таких испытаний внешний комфорт стал для меня настолько не важен, что я могу прямо здесь, не раздеваясь, лечь на пол и уснуть – без всяких там матрацев, подушек и простыней.

– Зачем же на полу? Вон, кровать есть, – Марина кивнула на стоявшую в углу кровать с подложенными под ножки деревянными колодками – чтобы была выше и не так сильно поддувало с пола, и с пирамидой подушек. – Или тебе больше нравится, как тогда в лесу, сразу после дождя, на грязной земле…

За окном оглушительно прогрохотал гром, начался дождь, усиливающийся с каждой секундой.

Только под конец первой партии, когда у Рукавицы с Макариком уже закончились карты, а Антоха отбился козырной шестеркой, Заяц спохватился:

– Да, забыл сказать! Если вешаются погоны, это считается за два проигрыша.

– А что раньше молчал? – недовольно буркнул Антоха.

В подкидного дурака он играл довольно неплохо. Отец с Ангелиной любили порой скоротать вечерок за этим нехитрым времяпровождением, всегда звали его присоединиться, и Антоха в подавляющем большинстве случаев выходил победителем. Впрочем, только в дурака они и играли, иногда переходя на разновидности – дурака переводного и дурака чешского. Но подкидной был более популярен, из-за тех же погон, которые, кстати, Антоха вешать умел и всегда держал на руках пару шестерок или семерок – чья подходила очередь – держал до самого последнего, несмотря на риск проиграть…